То, о чем поведала Валя, не вызывало сомнений.

— Не всякий мужчина выдержал бы такое, — сказал Антон, принимая записную книжку. — Признаюсь, служба в разведке — моя мечта.

— А ты все такой же… — Глаза же Вали говорили: он такой милый, от него исходят неуловимые волны, будоражащие ее чувства, как и прежде… И, как тогда, перед войной, приблизилась к нему и поцеловала, положила руки ему на плечи. — И все-таки ты — мой. — Она старалась ощутить его отношение к себе, разгадать его мысли о ней.

Антон почувствовал нежность ее губ, ласковые руки и сдался, тоже поцеловал. Это воскресило его былые чувства. Хотелось сказать ей: «Любимая, желанная». Но ведь Елену он тоже любит. Да и дочурка привязалась к ней… И вообще, здесь теперь все серьезно завязано…

— Ты не представляешь, как хорошо мне сейчас, — сказала Валя.

— Мне тоже. Ты жива, и у меня дома. Даже не верится. — Было видно, что он любуется ею, ее прекрасным лицом.

— И мы снова вместе. Какое счастье! — радовалась Валя.

— А с Краковским как ты встретилась? — Антон старался перевести разговор на деловую тему, чтобы не распалять себя, не обнадеживать ее.

— Это такая проза! Сейчас мне хочется думать и говорить только о нас с тобой. Смотреть на тебя. Слушать твой голос.

— И все-таки? — настаивал Антон.

— Краковский… Это было мое второе нечеловеческое испытание после гестапо, после Хейфица…

Валя углубилась в себя. Чувствовалось, за недели пребывания дома она не оттаяла. История ее действительно необычна. В самом деле: много ли у нас, да и в мире разведчиц-женщин, на долю которых выпало годами жить среди врагов и постоянно испытывать нависшую над головой нацистскую гильотину, либо приставленный к груди нож бандита?

Валя все-таки ответила Антону:

— Краковский знал меня еще в Поставах как переводчика Хейфица. Все в общем-то складывалось у меня удачно. Как вдруг, уже в дни массового бегства гитлеровцев на Запад, я почувствовала, что опасность подбирается и ко мне. Из Постав ушла за двадцать минут до того, как гестаповцы во главе с Хейфицем ворвались в мою квартиру, чтобы арестовать меня…

— Заподозрили в связи с нашими?

— Запеленговали рацию. Но и этого тоже не исключаю. Вокруг меня вращалось немало всякой шушеры из немцев и русских. Могли быть среди нее и агенты. В результате провала я утратила связь с Центром. Сделала попытку перейти линию фронта. В лесу же напоролась на человека Краковского. Он и привел меня к нему в банду.

— Вот как ларчик открывается… Такое не придумаешь.

— Узнав, что я «отбилась» от своих друзей из Службы безопасности, Краковский посочувствовал мне и даже был обрадован встрече с «верным человеком». Обещал защиту от большевиков, будто мне этого и недоставало. Представь.