Движение черных пятен сверялось с начертанным мысленно маршрутом — подножие, последняя ступень лестницы, главный вход. Здесь остановка — старик стоял у главного входа. Старик нищий!

В десять часов или что-то около этого одно из черных пятен заспешило вверх. Собственно, черные пятна и раньше двигались по лестнице, но это были не те пятна, которые интересовали Саида. Саид ждал полковника, его черный китель. Новое пятно тоже разочаровало унтерштурмфюрера. По лестнице шел торопливой походкой молодой туркестанец, шарфюрер. Саид уже намеревался отвернуться, поискать полковника где-нибудь в стороне, на дальних подступах к цели, но что-то заинтересовало его в шарфюрере. Рост! Слишком высок был туркестанец. Высок и нескладен. Длинные, тонкие ноги его двумя жердями подпирали узкое туловище, чуть наклоненное вперед, словно человек пытался на ходу достать руками собственные колени. Шея, тоже тонкая и длинная, гнулась под тяжестью головы, хотя гнуться было ни к чему — фуражка прикрывала что-то маленькое, птичье, лишь нос примечался издали, он вылезал из-под козырька острым клювом.

Аист!

Радостно забилось сердце Саида. После стольких дней и месяцев ожидания он, наконец, увидел «священную птицу». Еще и еще раз взгляд упал на идущего по лестнице шарфюрера, придирчиво осмотрел его, так придирчиво, если бы делал это не посторонний, а близкий шарфюреру человек, встретив его после многих лет разлуки. Сверил все, хотя сверять было не по чему — ни фотографий, ни отпечатков в памяти не существовало — только кличка и пояснения к ней коротыша. И еще — портрет, нарисованный собственной фантазией. Портрет, увы, не совпадал с оригиналом. Но все же облик шарфюрера соответствовал кличке «аист». Удивительно соответствовал.

«Иди, иди! — заторопил шарфюрера Саид. — Старика нет. И никогда уже не будет. Он умер еще на прошлой неделе. Но идти к нему надо, если решился на этот шаг. Да и что другое можешь придумать: пакет у тебя и надо от него избавиться, просто необходимо избавиться, иначе хозяин сживет тебя со свету!»

Шарфюрер и сам торопился. Он обгонял людей, двигавшихся по лестнице, перескакивал через ступени, готов был, кажется, лететь наверх, к самому храму. И только на последней ступени придержал шаг — вспомнил, что идет всего-навсего к нищему и такая поспешность неестественна, даже подозрительна. Надо идти медленно, усталой походкой. Площадку перед храмом шарфюрер одолевал уже спокойно, длинные ноги его не выбрасывались вперед, а вяло тащились вслед за наклоненным туловищем, и руки опали к коленям.