. . .

— Ин-те-рес-но, очень интересно! — протянула Тата. — Я потом запишу слова.

Через мгновение, нахлобучив на голову соломенную шляпу Петра Зиновьевича, Тата схватила яблоки и стала быстро жонглировать ими. Глядя на нее, Юра забыл и думать о своей «болезни». Эта способность Таты мгновенно менять облик, перевоплощаться, представляя новый и новый образ, всегда так захватывала Юру, что он при каждой встрече смотрел на нее, как на необыкновенное существо.

Вдруг Тата отбросила яблоки и, взяв Юру за руку, шепотом спросила:

— Почему все-таки ты притворился больным?

— Так надо! — тоже шепотом произнес Юра.

— Юрочка, ты молодец! Я горжусь тобой! — с восхищением произнесла Тата. — Вот не думала! Всех провел! Неужели родителей тоже?

— Ага. Так надо!

— Понимаю, понимаю! Тайна! И не спрашиваю, — сказала Тата.

Вошел Петр Зиновьевич.

— Хочешь перед дамой казаться здоровее, чем ты есть? — спросил он Юру. — Простите, Таточка, мальчику нужен покой.

— Я буду сидеть тихо-тихо, как мышонок. Мы же с Юрой старые друзья.

— Простите, но сейчас я вынужден настаивать, чтобы он остался один. Перевозбуждение! То он скачет, то лежит, то плачет, то хохочет. Я знаю, что это невежливо, но здоровье сына мне дороже.

Тата поднялась, сдвинув брови, и бросила уже на ходу:

— Поправляйся, Юрочка! Приезжай к нам.

Отец подождал немного, затем повернулся к сыну и с необычайной резкостью произнес:

— Я кое-что слышал из вашей беседы. Что ты нарушил обещание, данное партизанам, это меня не касается. Но ты нарушил также обещание, данное мне, — разыгрывать больного и не болтать!