Король был на охоте.

Королева заперлась у себя, печальная, задумчивая и настроившаяся не слышать ни звона бокалов, ни шума голосов.

Мария Антуанетта обнимала сына, Андреа сидела подле. В углу спальни что-то вышивали две камеристки. Таково было ее окружение в тот день.

Понемногу во дворец стекались блестящие офицеры, все с яркими плюмажами и сверкающим оружием. У конюшен ржали лошади, гремели фанфары, оркестры фландрцев и королевских гвардейцев наполняли воздух гармоническими звуками.

У дворцовой решетки толпа людей с бледными лицами, любопытная, внутренне напряженная, поджидала, разбирала, комментировала и веселье, и музыку.

Время от времени, словно шквалы далекой грозы, из отворенных дверей вместе с радостными возгласами вырывались клубы теплого воздуха, пахшего вкусной едой.

Это было довольно неосторожно: изголодавшиеся люди дышали запахами вина и мяса, эти мрачные, унылые люди были свидетелями чужой радости и надежд.

Пиршество проходило спокойно и без помех; офицеры, поначалу скромные и полные почтения к своим мундирам, беседовали тихо и сдержанно. Первые четверть часа все шло по установленной программе.

Подали вторую перемену блюд.

Господин де Люзиньян, командир фландрского полка, встал и предложил выпить за здоровье короля, королевы, дофина и всего королевского семейства.

Четыре этих восклицания, отразившись от сводов, донеслись до слуха стоявших снаружи печальных зрителей.

Затем встал какой-то офицер. Вероятно, это был умный и смелый человек, человек здравомыслящий, предвидевший, чем это все может кончиться, человек, искренне преданный королевской фамилии, в честь которой только что были произнесены столь громогласные тосты.

Он понял, что при этом забыт еще один, явно напрашивающийся тост.

И предложил выпить за здоровье нации.

Раздался шепот, перешедший в громкие крики.

– Нет! Нет! – принялись хором восклицать присутствующие.

И тост за здоровье нации был отклонен.

Теперь пиршество приняло свой истинный смысл, поток попал наконец в нужное русло.

Говорят, что предложивший этот тост человек был провокатором, желавшим устроить манифестацию протеста.

Как бы там ни было, но его слова возымели крайне неприятные последствия. Забыть о нации – еще куда ни шло, но оскорблять ее – это уже слишком: она станет мстить.