Питу застыл, словно пригвожденный к месту, понурив голову и сморгнув слезу, которая жгла ему веко, словно кипящее масло.
Катрин повернулась к Питу спиной, вышла и приказала работнику седлать лошадь.
– Ах, мадемуазель Катрин, – прошептал Питу, – вы находите, что я изменился? Сами вы изменились и совсем по-другому, чем я!
XXXI. Почему Питу решился покинуть ферму
XXXI. Почему Питу решился покинуть ферму
Тем временем мамаша Бийо, смирившись с ролью старшей служанки, с усердием, охотой и без досады приступила к исполнению своих обязанностей. Опять закипели сельские труды, на мгновение замершие на ферме, и ферма снова стала похожа на прилежный гудящий улей.
Покуда седлали лошадь для Катрин, девушка вернулась в дом, искоса глянула на Питу, который застыл в неподвижности и только головой крутил вслед Катрин, пока она не скрылась у себя в спальне.
– Зачем Катрин ушла в спальню? – гадал Питу.
Бедный Питу! Зачем она ушла? Причесаться, надеть белый чепец, натянуть тонкие чулки.
Потом, принарядившись таким образом и слыша, что лошадь уже приплясывает под навесом, она вышла из спальни, расцеловала мать и уехала.
Оставшись без дела, Питу, которого не слишком-то успокоил наполовину безразличный, наполовину сострадательный взгляд, которым окинула его Катрин перед уходом, почувствовал, что не может долее оставаться здесь в неопределенном положении.
С тех пор как Питу вновь увидел Катрин, ему казалось, что он без нее жить не может.
Но, кроме этого, в глубине его неповоротливого и сонного ума с однообразием маятника, беспрестанно снующего туда-сюда, шевелилось нечто, похожее на подозрение.
Наивным умам свойственно в равной степени воспринимать все подряд. Такие ленивые натуры наделены ничуть не меньшей чувствительностью, чем все остальные: просто, умея испытывать чувства, они не умеют их анализировать.
Анализ дается привычкой к наслаждению и страданию. Нужно в определенной мере привыкнуть к переживаниям, чтобы разглядеть, как они кипят в глубине той бездны, что зовется человеческим сердцем.
Старики наивными не бывают.
Слыша топот удалявшейся лошади, Питу подбежал к дверям. Он увидел, что Катрин скачет по узкому проселку, который тянется от фермы до большой дороги, ведшей в Ла-Ферте-Милон и упиравшейся в подножие невысокой горы с поросшей лесом вершиной.
С порога он послал девушке прощальный привет, полный сожалений и смирения.
Но едва он всем сердцем и взмахом руки попрощался с Катрин, как на ум ему пришла одна мысль.
Катрин вольна запрещать ему ехать с нею вместе, но она не может помешать ему идти следом за ней.