– Critae – так по-гречески назывались судьи у древних евреев, а на латыни они именовались judices. Таковые сведения находим мы в «Саду греческих корней», составленном Лансело[207]. Отсюда criticus – ценитель и судья художественных произведений, а также crisis и criterium. Вот оно как.

– Ах ты, плут! – все более изумляясь, подхватил аббат. – Сдается мне, что ты еще кое-чему выучился, даже тому, чего прежде не знал.

– Да что вы! – скромно запротестовал Питу.

– Почему же ты никогда не отвечал мне так бойко, покуда жил у меня в доме?

– Потому, господин аббат, что, когда я жил у вас в доме, вы превращали меня в тупицу; потому что от вашего деспотизма у меня отшибало память и разумение, а от свободы они ожили. Да, от свободы, понимаете? – вскинув голову, настойчиво повторил Питу.

– От свободы! Ах ты, прохвост!

– Господин аббат, – проговорил Питу тоном, в котором слышалось предупреждение, не лишенное оттенка угрозы, – господин аббат, не оскорбляйте меня. Contumelia non argumentum, сказал один оратор, – оскорбление не довод.

– Сдается мне, что этот бездельник, – вскричал возмущенный аббат, – воображает, будто я нуждаюсь в том, чтобы он переводил для меня свою латынь!

– Это не моя латынь, господин аббат, это латынь Цицерона, то есть человека, который несомненно нашел бы в вашей речи не меньше варваризмов, чем вы в моей.

– Надеюсь, ты не претендуешь на то, что я вступлю с тобой в диспут? – отрезал аббат Фортье, потрясенный до глубины души.

– А почему бы и не вступить, если дискуссия проливает свет, abstrusum versis silicum[208].

– Однако! – вскричал аббат Фортье. – Однако! Негодяй явно прошел выучку у революционеров.

– Да нет же. Вы сами утверждаете, что революционеры – глупцы и невежды.

– Утверждаю.

– Значит, вы делаете ложное умозаключение, господин аббат, и ваш силлогизм никуда не годится.

– Никуда не годится? Мой силлогизм не годится?

– Разумеется, господин аббат: Питу рассуждает и говорит хорошо, Питу прошел выучку у революционеров, следовательно, революционеры рассуждают и говорят хорошо. Это же очевидно.

– Скотина! Олух! Тупица!

– Не осыпайте меня бранными словами, господин аббат. Objurgatio imbellem animum arguit – гнев свидетельствует о слабости.

Аббат пожал плечами.