На другой день я что-то искала в шкафу. Под бельем я нашла сверток, развязала его, чтобы посмотреть, что в нем лежит, и увидела кольца, цепочки и драгоценности. Когда я все это рассматривала, пытаясь понять, откуда у него все это, он вошел в комнату, и, бросившись ко мне, начал душить, говоря: «Ты слишком много знаешь, Нисетта, чтобы жить». Я стала сопротивляться, просила пощады, клялась, что буду молчать. Вдруг он остановился, выпустил меня и сказал: «Я достаточно много знаю, чтобы не дать арестовать себя».

Нисетта вдруг замолчала.

Панафье сухо сказал:

– Ты обещала мне все рассказать, теперь уже поздно останавливаться.

– Он хотел сказать, что я убила своего ребенка, который родился у меня после того, как я оставила мужа, – выдавила Нисетта. – Но это неправда. Бедняжка умер раньше, чем родился, я его не убивала…

Панафье чувствовал, что его сердце наполняется презрением и отвращением от всей этой грязи.

– Чтобы спасти себя, я обещала ему молчать. С этого дня наша любовь погибла, но мы жили вместе поневоле, связанные друг с другом тем, что мы знали. И с этого дня…

– С этого дня ты занялась тем, что стала искать ему женщин, которые могли бы удовлетворить его капризы?

– Да.

– Но как ты привлекала этих женщин?

– Ты должен был понять это. Я говорила тебе, что этот человек передал мне свои пороки.

Панафье, поняв недостойную связь, в которой она признавалась, сделал жест отвращения и презрения.

– А что он делал для тебя взамен?

– Я принимала участие во всех праздниках, вела роскошную жизнь. Он отлично содержал меня.

Эти циничные признания, которые он сам хотел услышать, возмущали его. Он видел Нисетту в новом свете и стыдился своих отношений с этой женщиной. Его презрение перерастало в ненависть.

– В таком случае, ты была его сообщницей!

– Нет! Я тебе очень много сказала. Мне нечего больше скрывать. Я была его поверенной – и все.

– Ты лжешь, Нисетта.

– Клянусь тебе!

– Я читаю твои мысли, – отозвался Панафье, пристальный взгляд которого был устремлен на молодую женщину.