Летчики рассмеялись. Соболев довольно оглядел знакомые, задубелые от полярных ветров лица — что ж, день начинался как надо. Через час-другой эти двадцатипятилетние шутники усядутся в кабины своих машин неузнаваемо строгие, сосредоточенные, собравшие воедино всю энергию нервов и мышц. А сейчас, по узаконенной летным братством традиции, они выверяли барометр настроения, моральную зарядку каждого. Как всегда, стрелка показывала «Ясно».

Над головой висела непробиваемая двухъярусная пелена туч — она не видна была во тьме, она лишь угадывалась тем особым чутьем, которое вырабатывается у каждого опытного пилота.

— Ну, двадцать минут на завтрак — и за работу, — сказал подполковник Демин. Подполковник ничем не выделялся среди других пилотов, такой же крепко сбитый, в такой же пилотской куртке. Но сразу чувствовалось — он здесь старший и каждое его слово — закон. Демин был из числа тех командиров, которых всюду называют за глаза «батями» и которых можно встретить в каждом авиаподразделении, на каждой подлодке или погранзаставе, — словом, в любом небольшом и крепко сколоченном военном коллективе.

Ивану, для которого Демин был одним из первых учителей, сделавших из него, «сырого» выпускника летного училища, опытного, умелого пилота-перехватчика, особенно нравилось то, как просто и коротко говорил полковник о полетах: «работа». Ну да, это и была работа, и особенно ощущался смысл короткого емкого слова сейчас, когда с отдаленного летного поля, как призывы заводских гудков, доносились завывания реактивных машин, разогреваемых механиками.

И отец, и дед, и прадед Ивана Соболева были рабочими людьми, и сам он, военный летчик, считал себя прежде всего рабочим человеком — ведь недаром он уходил затемно и в темноте возвращался, как настоящий труженик. А работа выпала ему не из последних по значению и не из легких.

И в это утро, трясясь в автобусе, который подпрыгивал на выбоинах дороги, ведущей от поселка к аэродрому, и прислушиваясь к разговору товарищей о крымских отпускных впечатлениях — еще продолжалась традиционная утренняя «травля» с ее шуточками и добродушным подтруниванием, — он думал о тех людях, которые идут в эти часы на заводы, в лаборатории, на поля, в библиотеки, институты. По всей стране зажигаются огни в окнах, и свет этот, как эстафета, бежит с востока на запад, от города к городу, от села к селу. Сколько людей встречает в эти минуты новый день, и никто из них и знать не знает о капитане Иване Соболеве, или о капитане Алексее Крамцове, или о подполковнике Демине. А между тем, не зная никого, они полностью доверяют им — часовым воздуха, иначе разве были бы они спокойны, уверены в будущем?