Светлый фон

Оглушительно засвистел ветер — это сработал автомат, откинув стеклянный фонарь кабины и открыв дорогу к спасению. Тотчас сработал взрыватель, и человек стал снарядом, выстрелил собой в небо.

Земля опрокинулась и положила на плечи летчика свою миллиарднотонную тяжесть…

 

МЕЖ ДВУХ СТИХИЙ

МЕЖ ДВУХ СТИХИЙ

 

Крамцов исправно и не без вдохновения выполнял свою роль нарушителя. А как же иначе? Надо полагать, подлинный, не мнимый противник не будет спокойно ожидать, пока его машина попадет под прицел, он, несомненно, проявит немалую сноровку и хитрость, чтобы уйти от преследования. Придется-таки немного попотеть Ивану…

Крамцов был старше и опытнее, ему нередко приходилось помогать другу и на занятиях в классе и на аэродроме. Он испытал сложное чувство удовлетворения и досады, увидев сзади инверсионный шлейф, оставляемый перехватчиком Соболева. «Молодец, Иван, вышел на цель».

Однако так просто сдаваться Крамцов не собирался: чувствуя, что преследователь, увеличив скорость, вот-вот начнет атаковать, он стал набирать высоту, одновременно меняя курс. Если маневр удастся, то перехватчик на высокой скорости влетит в квадрат предполагаемой встречи, когда его уже там не будет.

Крамцов усмехнулся, не увидев через несколько секунд белой нити тридцать первого. Соболев его потерял.

Ну ничего, сегодня вечером они подробно разберутся во всех деталях этого боя, и если Иван допустил ошибку, то совместными усилиями обнаружат ее.

Однако куда же все-таки делся преследователь?

Крамцов настроился на волну тридцать первого, и тут же в шлемофоне раздался знакомый голос. Он был спокоен, даже слишком спокоен, и уже по одному этому деланному хладнокровию можно было определить, что произошла беда.

— … Неуправляем, высота девять…

Земля плохо слышала Соболева. Крамцов же был рядом, и голос Ивана звучал для него четко и ясно. Но единственное, чем он мог помочь сейчас другу, — это стать своего рода высотным ретрансляционным пунктом, дать возможность земле проследить за действиями перехватчика, попавшего в аварию.

— «Залив»-пять, я — пятьдесят шестой. Дублирую сообщение тридцать первого: высота девять, самолет неуправляем.

Соболев говорил что-то, но теперь и Крамцов не мог разобрать ни одного слова. Наушники доносили только невнятный хрип, клекот, Крамцову не надо было объяснять, что это значило: его друг старался вывести истребитель из падения, и колоссальная нагрузка оторвала ларинги от горла, погасила голос пилота.

Крамцов сжал зубы: горечь собственного бессилия душила его. Но чем помочь другу, чем? И все равно ждать он не мог, дал ручку от себя и ввел машину в пике. Если Иван катапультируется, он будет знать, где это произошло. Только бы не над морем…