— Горяч, для такого дела требуются дипломаты, да еще знающие немецкий язык.

— Да кого же? — спросил генерал Акимов.

— Федько и Ильина, — назвал полковник Григорьев.

Дмитрий Сергеевич призадумался — и про себя: «Вот и пожалел… Да сколько же им прокладывать гатей под огнем противника? Да сколько же им, Ильину да Федько, бросаться на врага по минным полям?»

— Может, Кутузова все же? — сказал Кашеваров.

— Горяч! — стоял на своем Григорьев. — Сорвет переговоры. Ради своей фамилии не снесет малейшей обиды.

— Не снесет, — согласился Дмитрий Сергеевич и, посопев, сказал: — Вызывайте капитанов Федько и Ильина.

Вот и дали Петру Григорьеву двух ассистентов. И потом опять их троих вызывал Акимов. Вышли они, Федько и Ильин, от генерала Акимова и, дожидаясь на улице полковника Григорьева, пока он там слушал недосказанное генералом Акимовым, промеж собой говорят:

— Без оружия, да еще в сопровождении фрицев, я еще не имел удовольствия ходить, — сказал Федько трижды помеченному вражескими осколками Ильину.

— Так вот же оружие! — показал Ильин губную гармошку.

Федько эта шутка не понравилась, и он нахмурился. А Ильин опять:

— Немцы любят пиликать на губных.

— Так и пиликали бы себе без войны!

Ильин притих, поймав смысл федьковской фразы. «И верно, — думал он, — и пиликали бы себе. И не лилась бы кровь… И не пришлось бы мне в последнюю минуту войны идти к этому Лаху».

Федько продолжал:

— Может, тебе хватит, Ильин?

— Ты о чем, Федько?

— Да о твоих ранах.

— Да что мои раны!.. Ты лучше послушай, как я играю.

Федько послушал игру Ильина на губной гармошке, сказал: