– Что здесь написано? – спросила Майя.
– Лучше не читать! – предложил Маттеи, но по нашему настоянию прочитал: –
Нам всем стало жутко. Это были пророческие слова, и хотя я не верил богам этой страны, но все-таки посмотрел на освещенное лицо идола, и мне показалось, что оно смотрит на меня с укоризной.
Дрожащими руками положил Маттеи заранее приготовленную пластинку взамен этой и сказал сеньору:
– Закрой Сердце и возьми обратно обе части, белый человек!
Но едва мы повернулись, чтобы выходить, как Майя громко вскрикнула и упала бы на каменный пол, если бы сеньор вовремя не поддержал ее. В дверях, через которые мы входили, стоял Зибальбай! Как он попал сюда, как у него достало сил пройти весь длинный переход, неизвестно, но было несомненно, что он все видел и слышал. Лицо его дышало гневом, но он ничего не мог сказать. На губах была пена, но они были безмолвны. Это была последняя вспышка угасающей жизни: он зашатался и замертво упал к ногам дочери.
Я плохо помню эти ужасные часы. В себя я пришел уже в своей комнате, на собственном ложе. Рядом находились сеньор и Маттеи. Майя была в глубоком отчаянии. Мы недолго оставались одни: вскоре пришли знатные сановники и почетная стража, чтобы воздать почести умершему касику.
На третий день тело Зибальбая было положено в золотой гроб и отнесено в «палату смерти» для вечного упокоения.
В этот же день – канун дня нашего суда – к нам пришел Тикаль. Он вежливо поклонился Майе и бросил на нас гневный взгляд.
– Теперь ты можешь спокойно царствовать! – сказала ему Майя.
– Не совсем! Я не скрою от тебя, что часть, и довольно значительная, народа говорит, что тебе надлежит быть касиком, а не мне. Еще при жизни твоего отца я предложил тебе некоторые условия. Теперь снова повторяю их: если согласишься, то будешь повелительницей здесь, а твои друзья получат все, что только пожелают. Если же ты откажешься, то возникнет междоусобие, которое окончится гибелью одного из нас, но во всяком случае эти два чужеземца не останутся в живых… Выслушай меня и мою неугасшую любовь! Я поверил обману Маттеи, и во мне заговорило честолюбие. Прости меня и забудь мою измену!
– Ты замышлял меня убить! – сказала Майя.
– Вернее, этих чужеземцев, потому что смерть их или одного из них сделала бы тебя сговорчивее! – с гневом воскликнул Тикаль.