– Что вы, это я должна вам спасибо говорить, а не выслушивать ваши извинения. Я благодарна вашему теплому приему и вашей пище. – Отозвалась смущено Элен.

Среди чаш и широких блюд с яствами мелькали утонченные белоснежные пальчики хранительницы, на безымянном пальце правой руки которой вспыхивал на солнце золотом объемный камень, венчавший массивный перстень. Это так не вязалось с простотой и аскетизмом внешней жизни служительниц, у которых из украшений и были разве что ремни, подпоясывающие туники, да неприметного вида шнурки, которыми перевязывались волосы на голове. И этот перстень вычурно смотрелся на руке, прислуживавшей за столом, девушки.

Элен отвлек от размышлений магистр, протягивая деревянную чашу и поднимая свою:

– Элен – ты наша гостья, пригуби сие вино в знак нашего радушия и уважения и вкуси нашу пищу, дабы благословить мир в этих стенах.

– Извините меня, но я не пью вина. Можно воды или чего-нибудь иного, кроме спиртного. – Девушка покраснела от смущения и замешательства.

– Не бойся, дитя, это молодое вино разбавлено водой и не причинит твоей голове вреда, как дикий хмель резвому пану. Смелей, вино лишь снимет гнет напряжения и страха, что ты испытала совсем недавно, но не притупит твоей памяти и чувств. – Старец торжественно поднял свою чашу и отпил несколько глотков из нее.

Прежде, чем пригубить винный напиток, гостья вдохнула чуть терпкий и пряный запах винограда, исходивший из сосуда, а затем осторожно отпила. Вино розовое и прохладное отличалось по вкусу от того, что ей доводилось пробовать в родном мире, у этого пития границы сладости и терпкости стирались и дополнялись снежной прохладой, отчего он прекрасно утолял жажду и прятал хмель на самое дно.

– Вино и вправду чудесно! – Сказала Элен, осушая чашу до дна.

– Килисса, дочь моя, наполни нашей гостье чашу, но тебе совет, дорогая, не увлекайся, как бы ни легок был хмель, но он все равно остается хмелем. Для нас вино не в увеселение, а для утоления естественной жажды.

Под крышей выбеленной и увитой диким виноградом беседки три девушки и один старик приступили к послеполуденной трапезе. Посреди стола стояли блюда с сыром, хлебом, зеленью и запеченной дичью, которую добывали себе хранительницы своими луками. Напротив каждого стояли пустые блюда, в которые каждый трапезник накладывал сам, сколько желал еды.

Хранительницы почти не притронулись к еде, лишь время от времени припадали к чашам, магистр размерено и неторопливо в задумчивости маленькими кусочками поглощал пищу, а в Элен проснулся здоровый аппетит и она, успокоенная винным хмелем, утоляла голод. Наконец с трапезой было покончено и настало время выведать все тайны волновавшие путницу доселе.