– О-о! – невольно вырвалось у короля. Он улыбнулся и указал на обитые голубым бархатом кресла. – Прошу, панове, садитесь! Говорите, пожалуйста!

Начал Арсен. Ему пришлось коротко рассказать о себе, о Юрии Хмельницком, о болгарских друзьях. Более подробно описал встречи с Кара-Мустафой и его окружением. Во всех деталях, какие только знал, сообщил о подготовке Порты к войне с Австрией, о целях, которые поставил султан перед войском.

Ян Собеский слушал внимательно, не перебивая и не спуская больших черных глаз с лица Арсена. Наконец, когда Арсен закончил, король сказал:

– Все это, пан Комарницкий, очень интересно и очень важно… Если, конечно, все это правда, то есть… отвечает положению вещей.

– Было бы ошибкой, ваша ясновельможность, не поверить моим словам, – с достоинством ответил Арсен. – Но я предполагал это и взял с собой пана Спыхальского. Сейчас он сообщит вам о том, в чем вы не сможете сомневаться, потому что касается это лично вас и вашего окружения, а вы, сопоставив все, поверите нам.

– Не обижайтесь, пан, я вынужден все проверять, прежде чем принимать решения. – Король дружески похлопал Арсена по колену и повернулся к Спыхальскому. – Что интересного может сообщить мне пан шляхтич?

– Мой светлейший пан круль! – торжественно начал пан Мартын. – Я, сам того не ведая, оказался невольным участником заговора против вашей ясновельможности и, как подсказал мне мой друг Комарницкий, против Речи Посполитой!..[105]

– Внимательно слушаю, пан… Говори – и этим ты облегчишь свою душу, – поощрил его король.

Пан Мартын закашлялся.

– Коронный гетман Воеводства Русского пан Станислав Яблоновский, у которого я имею несчастье служить, с некоторых пор стал другом сенатора Морштына. Пан воевода несколько раз за последний год посылал меня в Варшаву с тайными письмами к пану сенатору, а тот в свою очередь посылал своих гонцов к пану воеводе. Но я, как честный человек, ни разу не поинтересовался содержанием этих писем, хотя и был предупрежден, что письма очень важные и тайные и что они могут стоить пану гетману воеводства, а мне – головы. Я не догадывался, холера меня забери, о содержании этих писем до тех пор, пока не услышал от людей сенатора, что французская партия готовится избрать пана Яблоновского королем Речи Посполитой… О я несчастный! Какие душевные муки претерпел я с того времени, нося в сердце эту страшную тайну!

Потрясенный король тихо произнес:

– Ты искупил свой грех чистосердечным признанием, сын мой. – Он положил пухлую тяжелую руку на плечо Спыхальского. – Может, у тебя есть еще что?