— Переживал? Отчего же?

— Отчего? И ты еще спрашиваешь? — спросил он с обидой. — Разве ты забыл, что я твой лучший друг и защитник?

— Нет, не забыл, Халеф.

— Но как друг ты мне должен сообщать, куда уходишь, а как подопечный — брать меня с собой.

— Мне не было нужды делать это.

— Не было нужды во мне? — озадаченно вопрошал он, энергично накручивая на палец все тринадцать волосинок своей бородки. — Тебе была нужда во мне в Сахаре, в Египте, на Тигре, у поклонников дьявола, в Курдистане, среди развалин, название которых я никак не могу запомнить, в Стамбуле… А здесь я тебе не нужен! Знаешь ли ты, что здесь так же опасно, как и в Сахаре, и в той Ступенчатой долине, где мы поймали столько врагов?

— Почему же, Халеф?

— Потому что здесь врагов не сразу увидишь глазом. Или я не понял, что ты отправился за новым врагом?

— Как же ты пришел к этой мысли?

— Я проследил за твоим взглядом и увидел то, что увидел ты.

— И что же увидели твои глаза?

— Они заметили в суде одного болгарина, который на самом деле вовсе не болгарин. Как только он ушел, тебя как ветром сдуло.

— Правильно, Халеф, ты все верно увидел, — сказал я.

— О сиди, — произнес он с гордостью, — помнишь, когда мы скакали через Вади-Тарфои, ты выслеживал убийцу?

— Помню.

— Я еще тогда посмеялся над тобой, что ты читаешь на песке. Я был тогда тем, кого турки называют амак (глупец), но считал себя очень умным.

— С тех пор ты научился у меня, так?

Он был смущен. Трудно было напрямую признать, что защитник научился мудрости у защищаемого; но и отрицать этого нельзя было. Поэтому он ответил так:

— Мы оба учились друг у друга, сиди. Что ты знал, ты преподавал мне, что я знал — то ты перенимал у меня, так мы оба стали мудрее, такими мудрыми, что и Аллах, и Пророк полюбили нас. Если бы ты был не христианином, а правоверным, эта любовь была бы в тысячу раз сильнее!

— Все, что ты говоришь, нуждается в проверке. Вот мы сегодня и посмотрим, так ли ты умен, как думаешь!