— А ты испытай меня: спроси о чем-нибудь, что знаю только я.

— Ладно! Скажи, что было у того турецкого хакима в амулете, которым он пробовал лечить девочку?

— Мертвая мушка.

— Эмир, это в самом деле ты! Кто показал тебе пещеру?

— Ингджа, дочь Неджир-бея, она ждет меня снаружи.

— Пройди вперед еще четыре шага.

Я шагнул вперед, и меня, схватив за руки, буквально втянули в какое-то отверстие в стене; Мара провела меня еще немножечко вперед.

— Теперь подожди, я зажгу свет.

Через мгновение зажглась свеча, и я увидел перед собой Мару Дуриме, укутанную в широкий плащ, из-под которого мне усмехалось ее костлявое лицо, крайне походившее на череп. Белоснежные косы у нее свисали, как и раньше, чуть ли не до пола.

— Да, это ты, эмир! Я благодарна тебе, что ты пришел. Но ты не должен никому говорить, кто на самом деле является пещерным духом.

— Я буду молчать.

— Что привело тебя ко мне? У тебя есть какое-нибудь желание?

— Да. Я прошу тебя за халдеев, над которыми нависло большое несчастье. Лишь ты, наверное, сможешь его предотвратить. У тебя есть время выслушать меня?

— Да. Садись вот сюда.

Поблизости лежал большой узкий камень, на котором вполне могли уместиться двое. На нем, видимо, постоянно отдыхал «пещерный дух». Мы опустились на этот камень, поставив прежде свечу на его край. Старуха сказала озабоченно:

— Значит, произошло несчастье. Рассказывай, господин!

— Известно ли тебе, что мелек Лизана напал на бея Гумри и взял его в плен?

— Матерь Божья, на самом деле? — вскричала она, явно перепуганная.

— Да. Я сам присутствовал при этом как гость бея, меня тоже вместе с беем брали в плен.

— Я ничего об этом не знаю. Последние дни я задержалась в Хайшаде и Бириджаде и только сегодня пришла сюда.