Большая часть земель в округе принадлежала старорежимному аристократу дону Альберто. Дон Альберто обожал всякие старинные обычаи, и, чтобы попасть в его обитель, нужно было разыграть необычную комедию. Ни звонка, ни молотка на дверях не было, и гостям приходилось стоять у порога и вопить:

«Пресвятая дева Мария», — таков был в здешних краях древний обычай, но никто, кроме дона Альберто, ого не соблюдал. На этот зов являлась старая карга, вся в черном, снимала засовы и открывала дверь. Когда-то эта женщина была возлюбленной дона Альберто; они были молоды, жили в Мадриде, она состояла при дворе, и ее портрет писал придворный живописец.

Мы сидели в огромной, похожей на склеп комнате; громе трех стульев, мебели в ней не было. Мы прихлебывали кислейшее вино дона Альберто, а тот оседлал своего любимого конька: стал говорить о славе длине минувших дней. Это был высокий, неимоверно худой человек с удивленно-восторженными глазами; при ходьбе в нем что-то поскрипывало; был он совершенно лыс, лишь за ушами кустились седые волосы.

Он вел праздную жизнь, о чем свидетельствовала пижама в необычайно широкую полоску — как на одежде каторжников с Чертова острова, в ней он разгуливал по дому. На голове он носил большой, потерявший форму берет. Дон Альберто вспоминал, что когда он был ребенком, то весной и осенью шли мягкие, освежающие дожди — редкий год они не выпадали, и до сих пор он не может забыть запах сырости. А теперь ему кажется, что солнце — куда более жестокий деспот, чем политические деятели. «Нет осадков — вот в чем причина половины наших бед. Никогда наша страна не станет такой, как была когда-то».

Дон Альберто был вылитый Дон Кихот — суровый и романтичный, фантазер, витающий в облаках. Крестьяне, судя о характере человека, никогда не говорили «хороший» — уж слишком неопределенно это слово.

Здоровый, упорный, удачливый крестьянин, — по которому все равнялись, назывался здесь «крепким». Дон Альберто мог бы попасть в категорию «благородных», но над ним потешались. Там, где дело касалось денег, любой мог обвести его вокруг пальца, и это принижало его в их глазах. В здешних краях при дележе урожая было принято треть оставлять издольщику, а две трети — хозяину, но когда доходило до дона Альберто, то получалось наоборот, и не потому, что он был щедр, просто считал ниже своего достоинства вступать в препирательства.

Впервые я встретился с доном Альберто в доме фарольского священника дона Игнасио; дон Альберто слыл знатоком местных народных обычаев, и священник, зная, что я ими интересуюсь, пригласил меня к себе, когда у него был дон Альберто. Дон Игнасио был образованным человеком, великолепно говорил по-английски; он решительно порвал с настоящим, и при первой же возможности старался улизнуть на археологические раскопки римского поселения вблизи Ампуриаса. В таких случаях на дверях церкви появлялось объявление, что у него обострился тонзиллит и он слег.