А Одо, устало пошатываясь, как должное принимал и одобрительный удар в плечо от Таннера, и крики, восхваляющие его, из уст тех, кто недолюбливал Монтрея за грубость и заносчивость.

Глава восемнадцатая

Глава восемнадцатая

Слёзы градом катились по грубому и мужественному лицу Бьёрна, по шрамам и морщинам, застревая в усах и бороде. Больно было смотреть, как плачет этот сильный мужчина, оплакивая свою любовь. И Одо, Таннер, Симеон, Мустафа, Педро, отошли в сторону. А сердце Бьёрна разрывалось от горя и тоски. Он понимал, не хотел понимать, но понимал, что видит свою прекрасную, нежную, добрую, ласковую, любимую Ламию, в последний раз.

Вот она вышла из крытого возка, доверчиво прислушалась к голосу матери настоятильницы, протянула ей свою руку, и пошла вслед за ней под своды монастыря.

Вчера, когда Ламию окрестили в маленькой часовне при обители, улыбка, первая улыбка за последнее время, милая и лёгкая, озарила её лицо. Все сочли это добрым знаком.

Бьёрн, решил было подойти к ней, посчитав, что всё позади, что рассудок вернулся к его жене, что она узнает его, распахнёт объятия и поцелует, но графиня Руэрга остановила его.

– Не стоит. Теперь она принадлежит только Господу Богу. Только Ему, милосердному Всевеликому Творцу нашему. Он не оставил её в милости своей, принял её под свою защиту и покровительство и одарил её своей благодатью.

Ламия кивком головы, дала понять, что готова принять постриг, и мать настоятельница повелела её готовиться к обряду.

Неподалёку от Бьёрна, привалившись спиной к старому, замшелому камню, сидел нищий, ещё не старый, лет двадцатипяти-тридцати мужик, потирая грязные, всё в коросте, натруженные ноги, бормоча:

– Говорят, что Святой Даниэль был армянином… А мы? Кто есть мы такие? Святой Даниэль пришёл на эти земли проповедовать веру Христову, нести слово Божье, а мы, что мы сделали для славы Господа Бога нашего и его сына Иисуса Христа? И похоронен Святой Даниэль здесь. В-о-о-н в той церкви. А меня называют Готшалк, я пришёл сюда с берегов полноводного Рейна… И что? Был я в Регенсбурге, где молился у могил Святого Эммерама и Святого Гаубальда, прося Господа Бога нашего, укрепить меня в вере Христовой, направить мои стопы и деяния… Был и в аббатстве Корби, где просил о том же у могилы Святого Адальгарда. Там, братья-бенедиктинцы, хорошо привечают паломников, щедро, от пуза кормят, одаривают… Вот, крестик, из древа, что растёт во Святой Земле. А здесь? Какя-то старая карга, вынесла хлебную лепёшку, и то пополам с отрубями, и сунула две луковицы. Плохо, очень плохо. Ведь что есть такое, как культ мощей Святых нашей церкви Христовой? Здесь всё просто – в обители или в городе, покоятся мощи какого-нибудь Святого, а значит поклониться им и помолиться, очиститься от грехов, выпросить что-либо у Бога, идут большие толпы паломников, от них обитель получает большие пожертвованья, и понятное дело, становится от этого только богаче. А тут монашки жадные…