– Вот как?

– Ты… ты мне не веришь?

– Мне небезынтересно следить за этой твоей рискованной игрой. Но боюсь, сегодня я не в том настроении.

– Но я в самом деле Аннабель! Она – это я!

– Уверяю тебя: если ты останешься, у тебя будет масса возможностей это доказать.

Голос мой мало-помалу вырывался из-под ненадежного контроля.

– Так ты, чего доброго, и сам окажешься в положении крайне неловком!

– Она еще и шантажирует! – расхохотался Адам.

– Нет, ох нет! Я всего лишь имела в виду, что могут возникнуть вопросы, ответить на которые смогу только я… и ты. Если бы ты испробовал этот путь… – Я с размаху ударила кулаком по металлической обшивке радиатора и воскликнула: – И зачем только я затеяла эту распроклятую глупость? Могла бы знать заранее… да и знала! А еще Жюли называют романтичной глупышкой! Когда же я наконец повзрослею? Письма в дупле старого дуба, свидания в беседке, а теперь, когда следовало бы подумать здраво, еще и это… эта идиотская, трижды идиотская затея… я-то надеялась почувствовать себя в безопасности, а в результате умираю со страху! Хорошо же! – яростно обрушилась я на него. – Итак, ты мне не веришь? Давай, сорви с меня маску! Какие вопросы ты заготовил?

Адам постоял там еще мгновение, отрешенно глядя в пространство, точно контуженный. Затем, не говоря ни слова, развернулся на каблуках и вышел из подсобки.

Я обнаружила, что стою, прислонившись к прохладному металлу радиатора. Дрожь утихла, но я начала мерзнуть; на коже выступила испарина, я чувствовала себя разбитой, опустошенной, точно после приступа рвоты. Истерзанный мозг не в состоянии был ни о чем помыслить, кроме разве смутного желания поскорее добраться до постели и уснуть.

– Ба, кого я вижу! – раздался позади голос Кона.

Даже в том состоянии я медленно обернулась и посмотрела на него – надо думать, недоуменно и тупо.

– Где ты был? – Голос мой напрягся. – Много ли тебе удалось услышать?

Кон расхохотался и вальяжной походочкой вышел из внутреннего ангара на свет. Он казался вполне спокойным, даже чересчур спокойным; глаза его лихорадочно блестели, в лице отражалась уверенность. Рассеченная в уголке губа и припухшая царапина лишь придавали ему некое ухарское обаяние.

Он подошел ко мне вплотную и остановился, засунув руки в карманы, взад-вперед покачиваясь на каблуках, – грациозный, прекрасно владеющий собой.

– О, я держался на почтительном расстоянии! Я подумал, что нам с Форрестом толковать вроде бы не о чем. А еще я подумал, что ты, лапушка, управишься с ним получше моего. И похоже, не ошибся, верно, сокровище мое? Это ты отключила машину?