– Умница ты моя. – Голос его звучал хрипловато. Не успела я понять, что происходит, как руки его легли на мои плечи. Сапфирово-синие, искрящиеся смехом глаза, осененные роскошными ресницами, лишь самую малость увлажнились от выпитого. – А ведь ты красавица, acushla[62], ты об этом знаешь?
– Боюсь, это неизбежно, ежели у меня весь день перед глазами Жюли.
Кон просиял белозубой улыбкой:
– Вот и славно. Да только ты и Жюли затмеваешь, Иисусом клянусь, что так. Послушай-ка…
Я застыла недвижно, никак не отзываясь на прикосновения его ладоней.
– Кон, ты пьян и впадаешь в слезливую сентиментальность, а я терпеть не могу эту ирландскую театральщину. Если ты полагаешь, что попытаешься убить Жюли, а потом слиняешь и напьешься в стельку, а потом примешься улещивать меня на этом своем псевдоирландском жаргоне, лучше хорошенько подумай еще раз. И…
По-прежнему улыбаясь, Кон качнулся вперед, и ладони его напряглись.
– Только посмей поцеловать меня – и получишь еще раз точнехонько в челюсть. Я тебя предупредила.
Руки его обмякли, соскользнули вниз. На щеках явственно проступил румянец, но Кон все еще улыбался.
– А теперь, ради всего святого, ступай к себе и проспись, – хладнокровно посоветовала я. – И помолись всем святым, что только есть на небесах, чтобы Адам Форрест решил придержать язык. И заруби себе на носу: я в последний раз тебя выгораживаю. Доброй ночи.
От двери я оглянулась. Кон стоял, глядя на меня с непонятным выражением, в котором я сумела прочитать только изумление и страсть. Он был таким же, как обычно: красивым, совершенно трезвым и очень привлекательным.
Он очаровательно улыбнулся:
– Спокойной ночи, Аннабель.
– Не забудь выключить свет, – сухо сказала я и поспешила через двор.
Глава 16
Глава 16
Народная песняВряд ли я хоть на миг заснула той ночью. Казалось, я долгие часы пролежала, следя, как смещается полоса лунного света из открытого окна, а разум мой, слишком переутомленный, чтобы уснуть, терзался и мучился всеми хитросплетениями этого безумного маскарада.
Впрочем, наверное, я все-таки задремала, потому что не помню, когда зашла луна и начало светать. Помнится, в какой-то миг я вдруг осознала, что тьма рассеивается, а чуть позже холодная заря огласилась звонкой, пронзительной трелью скворца. Когда он умолк, воцарилась глубочайшая тишина – на один долгий вздох, а потом, внезапно, словно бы все птицы мира разом загомонили, засвистели и защебетали в ополоумевшей разноголосице. Несмотря на усталость и страх, я не смогла сдержать улыбки. Мне еще никогда не доводилось слышать этот утренний хор. Вот уж воистину – плох тот ветер, что никому не приносит добра.