А Кузминкин, схватив за руки Наташу и Эль, исполнял неимоверную кадриль, меся своими сапогами землю, едва подсохшую после вчерашней пурги. Он был потрясен! Он был восхищен! Он был возвышен и окрылен! Он никак не мог совладать со своим восторгом, да и не хотел этого…

— Три-та-ти-ра ти-ра, — напевала Наташа, приплясывая по расхлябанному месиву своими видавшими виды сапожками. — Три-та-ти-ра ти-ра.

Юля стояла чуть в сторонке, приложив ладошку ко лбу и смотрела на вернувшееся в мир солнце. А неподалеку, так же прикрыв глаза ладонью, стоял и смотрел на солнце Михаил Распутин.

— Юлька, ты осторожней, — крикнула ей раскрасневшаяся от пляски Эль Кондиайн. — Глаза сожжешь.

А Кузминкин уже закручивал ее под руку и все приговаривал:

— Вот так Норд! Вот так Норд!

И тут же так лихо вертанул за руку Наташу, что она, закружившись волчком, подкатилась к нему…

— Три-та-ти-ра ти…

И не удержался чекист, не совладал с собой, не сумел — вдруг прижался губами к Наташиным губам, замер так на мгновение… и резко отпрянул, испуганно глянув на Варченко. Их взгляды встретились, и в воздухе повисла неловкая пауза.

Наташа зарделась и потупилась, словно провинившаяся гимназистка.

Эль недоуменно уставилась на Кузминкина, а Тамиил с тревогой на Александра Васильевича…

И в этот момент из барака показалась взъерошенная, заспанная и слегка помятая Лидочка Маркова. Она с прищуром взглянула на застывших экспедиционеров и спросила сипло:

— Вы чего расшумелись?

— У нас тут солнечное затмение, — взглянула на нее Юля.

— A-а… понятно, — тряхнула взлохмаченными кудрями Лида и зевнула.

— Ты все проспала, — пожала плечиками Юля. — А мы тут веселимся в честь этого знаменательного события.

— Понятно, — Маркова посмотрела на Кузминкина. — Степан Иваныч, вы бы поосторожней. После вчерашнего вон как раскраснелись. Я же предупреждала, что у вас может случиться гипертонический криз.

— Хорошо, товарищ доктор, — сухо ответил чекист. — Я постараюсь.

— Тамиил, — сказал Варченко остолбеневшему астроному. — Запаковывайте ящик.

*****