«Санитарный поезд», – подумал я. И я не ошибся: нас везли в том самом поезде, в котором я некогда сопровождал миссис Адамс к ее умирающему сыну.

Доктор и вообще весь медицинский персонал трогательно ухаживали за нами. Наши товарищи по несчастью –

опасно раненные английские солдаты – относились к нам дружески.

Санитарный поезд, как и во время первого моего путешествия, шел тем же аллюром военного времени. Он то мчался вперед, то пятился назад, чтобы тут же снова ринуться с разбегу вперед. Все это время оба мы находились в довольно жалком состоянии. Доктор то и дело появлялся у наших коек: он менял нам повязки, очищал раны от гноя, измерял температуру и, отмечая что-то в своем блокноте, иной раз сокрушенно покачивал головой, иной же раз довольно ухмылялся.

Добрая душа этот доктор!

Путешествие длилось долго, очень долго, по мы на это не жаловались: нам было хорошо!

Мы всем своим существом отдавались покою, неизбежно наступающему после острых кризисов. Мы наслаждались восхитительным ощущением возврата к жизни, с которой простились ещё в Ваальском ущелье. Наконец, нас сладко баюкало сознание исполненного долга: ведь мы сделали все, что могли, в один из самых трудных моментов борьбы маленьких республик за свою независимость.

Только по прибытии в Кейптаун, на восьмые сутки путешествия, доктор Дуглас объявил нам, что теперь он готов поручиться за нашу жизнь.

В Кейптауне доктор перевез нас в больницу, где передал на попечение своего собрата по профессии, который пользует нас и по сей день.

Ты можешь, конечно, представить, как горячо благодарил я доктора Дугласа, когда он пришел проститься с нами! На прощанье Дуглас предупредил нас, что для полной поправки нам потребуется длительный больничный режим.

Я, разумеется, стал горячо с ним спорить, а Фанфан заворчал, как заправский наполеоновский гренадер. Сама посуди: одна лишь мысль о том, что мы не можем вернуться в Трансвааль и собрать новый батальон Молокососов, чтобы опять принять участие в войне, приводила нас в отчаяние!

Невольно вырвавшееся у меня признание в наших мечтах очень насмешило милейшего доктора.

– Да вы же пленники, – сказал он.

– Что ж из того! Пленники бегут.

– Дорогой Сорви-голова, – мягко сказал доктор, взяв меня за руку, – оставьте эту опасную игру. Поверьте, с вами говорит сейчас не англичанин, не патриот своей страны, а только врач и друг. Восемь месяцев вы вели тяжелую боевую жизнь, потребовавшую невероятного напряжения всех ваших физических сил и нервной системы. Вы были дважды опасно ранены.

– Да ведь говорят, что современная пуля отличается гуманностью, – насмешливо заметил Фанфан.