Светлый фон

Индеец вместо ответа пожал плечами.

– Ты что, не слышишь меня, плут? – спросил дон Кристобаль.

– Вождь команчей, слышал дрозда-пересмешника, который повторяет слова, не понимая их! – сказал презрительно индеец своим гортанным голосом. – Вождь не называет себя Хосе. Так называют его гачупины, которых вождь обманывает. Краснокожие братья называют вождя

 

139 Обычно в Мексике этим именем называют индейцев мансос.

Мос-хо-ке. А бледнолицые, если они друзья вождя, называют его Великий Бобр.

Медленно, высокомерно процедив эти слова, индеец вскинул голову и устремил на офицера огненный взгляд.

Тон и поведение дона Кристобаля мгновенно изменились. Он быстро поднялся и сердечно приветствовал индейца.

– Пусть мой брат простит меня! – сказал он. – Я не ожидал такой чести. Я не знал, что говорю с вождем – таким мудрым, с воином – таким знаменитым! Ведь я встречаюсь с ним в первый раз! Пусть брат мой займет место рядом со мной и выкурит трубку мира.

Индеец с улыбкой выслушал слова мексиканца, но легким движением головы отклонил его предложение.

– Великий Бобр, – сказал он высокопарно, – шел много дней, чтобы соединиться с молодым вождем, рожденным по другую сторону большого соленого озера. Он дал слово не отдыхать, пока не встретит его. Великий Бобр – вождь, он исполнит свое обещание.

– О каком молодом вожде вы говорите, воин? – спросил дон Луис, вмешиваясь наконец в разговор.

– Я говорю о том вожде, который был при бледнолицем начальнике, убитом гачупинами и носившем имя Мина.

– Если это так, вождь, – сказал полковник, приблизившись к индейцу, – ваше путешествие закончено. Человек, которого вы ищете, – перед вами.

– Пусть мой брат докажет это.

– Я это сделаю очень легко, если вы именно тот человек, которого я ожидаю, – сказал полковник, вопросительно поглядев на индейца.

Краснокожий молча отступил на шаг, поднял руки к груди, раскрыл рубаху и снял с шеи кожаный мешочек, висевший на нитке, сплетенной из волокон алоэ. Потом ножом срезал эту нитку, открыл мешочек, вынул из него вчетверо сложенную бумагу, развернул и подал полковнику. Тот при свете костра рассмотрел ее самым тщательным образом. Это было грубо раскрашенное изображение Гваделупской божьей матери. Один угол бумаги был неровно надорван, и как будто случайно венец и лицо богоматери были проколоты иглой в семи местах. Но, видимо, именно эти причудливо разбросанные уколы послужили для молодого человека ясным подтверждением сказанного. С удовлетворенным видом он достал из своей сумки точно такую же бумагу и протянул ее индейцу вместе с первой.