Мак-Брайер. – Это не первое мое заточение, и не впервые я принимаю страдания; и как бы молод я ни был, я прожил достаточно долго, чтобы знать, как надлежит умереть, когда меня призовет Господь.
– Допустим, что так; но если вы будете и дальше упрямиться, вам придется подвергнуться кое-каким неприятностям, и вас ожидает нелегкая смерть, – сказал Лодердейл и позвонил в маленький колокольчик, стоявший перед ним на столе.
По этому знаку раздвинулся малиновый занавес, закрывавший нишу или, вернее, одно из тех углублений в стене, которыми изобилует готическая архитектура, и перед глазами присутствующих предстал палач – высокий,
страшный, уродливый человек. Он стоял за дубовым столом, на котором лежали тиски для сдавливания пальцев и железный футляр, носивший название шотландского сапога, – приспособление, применявшееся в те жестокие времена для пытки допрашиваемых. Мортон, не ожидавший увидеть такое жуткое зрелище, содрогнулся от ужаса.
Нервы Мак-Брайера оказались более крепкими. Он спокойно взглянул на это страшное орудие пытки, и если сама природа заставила его кровь отхлынуть на секунду от щек, душевная стойкость принудила ее с еще большей энергией снова прилить к лицу.
– Известно ли вам, кто это? – спросил Лодердейл тихим, глухим голосом, перешедшим под конец фразы в шепот.
– Полагаю, – ответил Мак-Брайер, – что это гнусный исполнитель ваших кровожадных приговоров над страдальцами Божьими. Я одинаково презираю и вас, и его, и благодарю Господа, что мне так же мало страшны мучения, которые этот человек может мне причинить, как приговор, который вы можете мне вынести. Кровь и плоть мои могут содрогаться под тяжестью мук, на которые в вашей власти меня обречь, мое хрупкое естество может проливать слезы и испускать крики, но душа моя прочно утверждена на скале вечности.
– Выполняй свое дело, – приказал палачу герцог.
Палач подошел; он спросил хриплым, отвратительным голосом, какую ногу преступника он должен зажать первою.
– Пусть сам выбирает, – ответил герцог, – я готов пойти на любое благоразумное его решение.
– Поскольку решение предоставляется мне, – заявил узник, вытягивая вперед правую ногу, – берите лучшую: я охотно жертвую ею делу, за которое принимаю страдания39.
Палач вместе с помощником заключил ногу пленника в тесный железный сапог, вставил между коленом и краем сапога клин из того же металла и с молотом в руках замер в ожидании приказаний. Хорошо одетый человек, по профессии врач, подошел с противоположной стороны к стулу, к которому был привязан Мак-Брайер, взял его руку в свою, нащупал пульс и приготовился наблюдать за тем, чтобы пытка протекала в соответствии с физическими возможностями его пациента. По окончании этих приготовлений председатель Совета тем же мрачным и глухим голосом повторил свой вопрос: