– Почему? Sapperment! Я ведь не из трусливого десятка.

Только надо было далеко от моря уходить, а там кто-нибудь мог пронюхать, что я с ними.

– Да, это верно. Ну, а ребенок...

– А пошли вы, Dormer und Blitzen! Ребенок – это ваше дело, – ответил капитан.

– Но откуда вы все-таки знаете, что он здесь?

– Как откуда? Да Габриель его недавно в горах встретил.

– Габриель, кто это?

– Да тут одного цыганенка лет восемнадцать тому назад этому черту Притчарду на корвет в юнги отдали. Он-то нас и предупредил, что таможенные за нами охотятся; это было как раз в тот день, когда с Кеннеди рассчитались. Сказал, что это Кеннеди их на след навел. К тому же Кеннеди с цыганами-то ведь тоже повздорил. Ну так вот, этот парень прибыл в Индию на одном корабле с нашим мальчонкой и хорошо его в лицо знал, Sapperment, а тот его совсем не помнил. Габриель все-таки старался ему особенно на глаза не попадаться, он ведь как-никак служил на голландском судне и воевал против Англии, а сейчас оказался дезертиром, от Габриеля мы и узнали, что молодчик этот теперь тут; да нам-то на это плевать.

– Так, выходит, он действительно цел и невредим и сейчас здесь, в Шотландии. Скажите по дружбе, Хаттерайк, это правда? – озабоченно спросил Глоссин.

– Wetter und Donner179! Да за кого вы меня принимаете?

«За кровопийцу, за проходимца без стыда и совести», –

подумал Глоссин, но вместо ответа он громко спросил:

– А кто же это из вас стрелял в молодого Хейзлвуда?

– Sturmwetter180! – ответил капитан. – Вы что думаете, мы с ума спятили? Ни один из нас этого бы делать не стал.

Gott181! Нам и без этого досталось на орехи, после того как этому идиоту Брауну взбрело в голову на Вудберн нападать.

– А мне говорили, – сказал Глоссин, – что в Хейзлвуда стрелял Браун.

– Только не наш лейтенант. Насчет этого уж будьте уверены, он еще накануне в сырой земле лежал. Tausend Deyvils182! Вы что думаете, он мог из могилы встать да еще в кого-то стрелять?

Глоссин начал понемногу что-то соображать.

179 Буря и гром! (нем.).