– Право, мне думается, – сказал он, – что покушение, жертвой которого сделался ты, как наследник и как представитель фамилии Хейзлвудов, было не чем иным, как покушением на мой дом. . Так вот, я считаю, что одно это уже может явиться в глазах большинства достойных уважения людей достаточным оправданием тех мер предосторожности, которые я принял, чтобы ничто подобное не могло повториться.

– Знаете, сэр, – сказал Чарльз, – я еще раз вам повторяю: выстрел произошел совершенно случайно, я в этом убежден.

– Никакой случайности тут не было, – гневно возразил старик, – ты просто хочешь казаться умнее старших.

– Да, но в том, что так близко касается меня самого...

– Тебя это совсем не так уж близко касается, то есть вовсе не касается тебя, молокососа, который любит во всем перечить отцу, но это касается всей страны, да, всего графства, и всего народа, и шотландского королевства, поелику здесь затронуты, и задеты, и оскорблены интересы всего рода Хейзлвудов, и все это из-за тебя, да. Преступник сейчас находится под надежной охраной, и мистер Глоссин думает. .

– Глоссин?

– Да, тот джентльмен, который купил имение Элленгауэн; ты его, должно быть, знаешь?

– Да, знаю, – ответил Чарльз, – но я никак не ожидал, сэр, что вы будете опираться на такой сомнительный авторитет. Все на свете знают, что это низкий, бесчестный мошенник; да боюсь, что и еще того хуже. А сами-то вы разве когда-нибудь раньше называли его джентльменом?

– Конечно, Чарльз, я и не называю его джентльменом в самом прямом и настоящем смысле слова, но я употребляю это слово, желая сказать, что он сумел возвыситься и достичь… словом, просто чтобы подчеркнуть, что это богатый, порядочный и даже почтенный человек.

– Позвольте теперь спросить вас, по чьему же приказанию был отозван караул из Портанферри?

– Я думаю, что мистер Глоссин не только не осмелился бы отдавать приказания, но даже и высказывать свое мнение, не будучи спрошен, в таком деле, которое так близко касается и замка Хейзлвуд и замковых Хейзлвудов, разумея под первым дом, в котором живет моя семья, а под вторыми – в целом, иносказательно и метафорически –

саму семью, в деле, которое, я говорю, так близко касается и самого замка Хейзлвуд и всех Хейзлвудов, живущих в замке.

– Но все же, сэр, насколько я могу судить, Глоссин одобрил эту меру?

– Сын мой, – ответил баронет, – как только известие о предполагаемом нападении достигло моего слуха, я счел нужным, уместным и своевременным посоветоваться с ним, как с ближайшим представителем судебной власти, и хотя, уважая и почитая меня и учитывая разницу нашего положения, он отказался сам подписать вместе со мной этот приказ, он тем не менее целиком и полностью его одобрил.