– Поезжай, друг мой, следи за ними хорошенько, они, вероятно, или в Дернклю, или где-нибудь в Уорохском лесу.

Хейзлвуд поворотил лошадь.

– Приезжайте к нам обедать, Хейзлвуд! – крикнул ему полковник.

Юноша поклонился, пришпорил коня и ускакал.

Вернемся теперь к Бертраму и Динмонту, которые продолжали следовать за таинственной проводницей сквозь лес и ложбины между пустырем и разрушенными хижинами Дернклю. Дорогой она даже не оглядывалась на своих спутников, разве только, чтобы поругать их за то, что они медленно идут, хотя, несмотря на холодную погоду, по их лицам струился пот. По временам она произносила какие-то отрывистые фразы, обращенные к самой себе, вроде следующих: «Надо перестроить старый дом… надо заложить фундамент. . И разве я этого не говорила? Я сказала ему, что затем я и на свете живу, и если бы даже первым камнем голову отца моего положить пришлось, все равно, а об его голове что же и говорить. Я ведь ждала смерти, и вот, в темнице и в кандалах, я была верна своей цели. Меня гнали, и на чужбине я все одну думу думала. Били меня да огнем жгли, только так глубоко она в меня засела, что ни железо каленое, ни ремни не могли до нее добраться. И

теперь час настал!»

– Капитан, – прошептал Динмонт, – как бы она тут на нас наваждения какого не напустила! Слова-то у нее не как у других, не как у крещеного люда. Ведь поговаривают же, что такое нет-нет да и случается.

– Не бойтесь, друг мой, – шепнул ему в ответ Бертрам.

– Бояться! Да я в жизни ничего не испугаюсь, – сказал бесстрашный фермер, – будь она хоть ведьма, хоть сам дьявол; Дэнди Динмонту все одно.

– Тише, помалкивай, – сказала Мэг, строго взглянув на него через плечо. – Неужели ты думаешь, что сейчас время и место говорить?

– Послушай, милая, – сказал Бертрам, – я нисколько не сомневаюсь ни в твоей верности, ни в расположении ко мне, ты их уже доказала. Но надо, чтобы и ты мне доверяла.

Куда ты ведешь нас?

– На это есть один только ответ, Генри Бертрам, – сказала сивилла. – Я поклялась, что язык мой ничего не вымолвит, но я не клялась, что палец никогда не покажет. Иди туда и счастье свое найдешь, а вернешься – так потеряешь.

Вот и весь сказ.

– Иди тогда вперед, и я больше ни о чем не спрашиваю,

– ответил Бертрам.

Они спустились в лощину в том самом месте, где Мэг

Меррилиз последний раз рассталась с Бертрамом. Она постояла под той высокой скалой, с которой он в то утро смотрел, как хоронили мертвеца, и топнула ногой о землю; как эту землю ни старались сровнять, видно было, что насыпана она совсем недавно.

– Тут вот зарыт один, – сказала она. – Скоро он, может, и еще кого дождется.