– Мы сейчас установим, – тихо сказал адвокат, – что эти башмаки, которые были найдены в развалинах Дернклю, принадлежат Брауну, тому самому, которого вы застрелили, когда было нападение на Вудберн.

– А ну-ка, Солз, смерь точно ногу арестованного.

Мэннеринг пристально посмотрел на Хаттерайка и заметил, что тот задрожал.

– Ну как, эти мерки совпадают со следами ног?

Сапожник посмотрел на бумагу, потом на снятую им мерку и еще раз проверил ее.

– Они точь-в-точь совпадают, – сказал он, – с тем следом, который пошире и покороче первого.

На этот раз догадливость Хаттерайка изменила ему.

– Der Deyvil! – вскричал он. – Какой же там мог быть след, когда от мороза вся земля как каменная была!

– Да, только вечером, а не днем, капитан Хаттерайк, –

сказал Плейдел. – Но не скажете ли вы, где вы находились в тот день, который вам так хорошо запомнился?

Хаттерайк заметил свой промах, и упорное молчание опять словно сковало все черты его лица.

– Запишите все-таки то, что он сказал, – велел Плейдел писцу.

В это мгновение дверь отворилась, и, к великому изумлению всех присутствующих, вошел Глоссин. Этот почтенный джентльмен, тщательно все разведавший и подслушавший, убедился, что Мэг Меррилиз ни разу не назвала его имени. Произошло это, правда, вовсе не потому, что она хотела пощадить его, а потому, что допросить как следует ее не успели и она умерла слишком скоро.

Таким образом, он пришел к выводу, что бояться ему нечего, разве только признаний самого Хаттерайка. Чтобы предотвратить их, он решил набраться храбрости и присоединиться на время следствия к своим коллегам – судьям. «Я смогу, – подумал он, – дать понять этому подлецу, что спасение его зависит от того, будет ли он хранить свою и мою тайну. Сверх того, мое присутствие на следствии будет лучшим доказательством моей невиновности. Что же, если придется потерять имение, ничего не поделаешь, но я рассчитываю на лучшее».

Войдя, Глоссин низко поклонился сэру Роберту Хейзлвуду. Сэр Роберт, который начал уже было подозревать, что сосед его, плебей, вздумал загребать жар чужими руками, кивнул ему слегка головой, понюхал табаку и стал смотреть в другую сторону.

– Честь имею кланяться, мистер Корсэнд, – сказал

Глоссин, обращаясь к другому судье.

– Честь имею кланяться, мистер Глоссин, – сухо отвечал Корсэнд, придав своей физиономии выражение regis ad exemplar315, то есть по образу и подобию баронета.

– Добрый день, мистер Мак-Морлан, – продолжал

Глоссин, – вы неизменно за делом, друг мой!