– Не сердись на Мэйми, – сказал он умоляюще, – так уж она создана. Это все ее преданное сердце. А я, конечно, знаю, что ничего дурного ты не сделал. Мне известны твои высокие принципы, но ты рассказывал как-то путано, Лауден, и можно было подумать… то есть… я хочу сказать…
– Ничего не говори, бедный мой Джим, – сказал я. – У
тебя чудесная, любящая и преданная жена. Я только еще больше стал ее уважать. А мой рассказ звучал очень подозрительно, я сам это знаю.
– Все пройдет, все забудется, – сказал он.
– Ну нет, – возразил я, вздыхая, – и не старайся оправдать меня и никогда не говори с ней обо мне. Разве только для того, чтобы обругать… А теперь скорее иди к ней.
Прощай, лучший мой друг. Прощай и будь счастлив.
Больше мы никогда не увидимся.
– Ах, Лауден, и подумать, что мы дожили до такого расставания! – воскликнул он.
Я не знал, что делать дальше: то ли покончить с собой, то ли напиться – и брел по улице, ничего не сознавая, охваченный невыразимым горем. В кармане у меня были деньги – я не знал, мои деньги или моих кредиторов. В
глаза мне бросилась вывеска ресторанчика «Пудель». Я
машинально вошел туда и сел за столик. Ко мне подошел официант, и, очевидно, я что-то ему заказал, потому что, когда я наконец пришел в себя, я уже ел суп. Рядом с тарелкой на белой скатерти лежало письмо с английской маркой и эдинбургским штемпелем. Суп и стакан вина пробудили в каком-то уголке моего отупевшего от горя мозга легкий проблеск любопытства, и, пока я ожидал следующего блюда (недоумевая, что я мог заказать), я вскрыл конверт и начал читать письмо, перевернувшее все мои дальнейшие планы.