В самом деле, обидно получалось. Ведь важнее всего было не содержимое мешка, а именно содержание коротенькой записки, не поддававшейся расшифровке: возможно, там шла речь об условиях дальнейшей связи или было какое-нибудь предупреждение.

Когда день подходил к концу, в штабную землянку быстро вошел Костров.

– Вот пока все, что мог разобрать, – объявил он. –

Мешков сброшено два. Надо искать второй. Это какая-то шарада, а не депеша. У меня уже мозги набекрень.

Зарубин немедленно приказал поднять всех людей и разослать на поиски.

– Пойдемте все, – обратился он к Пушкареву и Добрынину. Те не возражали.

– Голубчик, Георгий Владимирович, – просительно сказал Пушкарев Кострову, – а вы уж поломайте голову еще… Вдруг еще пара словечек прояснится, – и, схватив автомат, он выбежал из землянки.

Костров вышел, набрал пригоршню снега, потер лоб и снова отправился в окружкомовскую землянку.

Поиски, закончившиеся поздно ночью, ничего не дали.

Партизаны вернулись усталые, с пустыми руками.

– Что делает Костров? – спросил Зарубин, проходя мимо окружкомовской землянки, в которой мерцал тусклый огонек. – Давайте заглянем.

– По-прежнему мозгами ворочает, – сказал Добрынин.

Они вошли в землянку. Костров сидел за столом и дремал над злополучным письмом.

Рано утром, до восхода солнца, когда мороз особенно пробирает, на передовую заставу пришел неизвестный человек в лохмотьях, худой, обросший, почти разутый. Он потребовал, чтобы его отвели к самому большому начальнику.

На заставе на всякий случай обыскали его, а потом привели к Зарубину. Человек рассказал, что недалеко от своей деревни, в лесу на сосне, он обнаружил парашют с грузом, снял его и спрятал.

– Видать, для вас это гостинец, – спокойно заключил он.

– Далеко отсюда? – оживился Зарубин.

– Верст пять, не боле…

– А как ты нас нашел?

Крестьянин ухмыльнулся, шмыгнул носом, утер его рукой и ответил: