Слово взял командир отряда Зарубин. Он сказал, что мог бы без суда и следствия расстрелять вора – Редькина, но не поступил так потому, что не потерял еще веры в его исправление.

– О нем, о Редькине, кроме этого случая, плохого ничего сказать нельзя…

Голоса партизан прервали Зарубина:

– И хорошего тоже нечего сказать. Ни рыба ни мясо…

– Чего с ним церемониться, гнать его из отряда…

Зарубин поднял руку. Все смолкли.

– Я счел возможным отправить его на северную заставу, – продолжал он, – пусть там посидит с месяц бессменно.

Потом выступил дед Макуха. Он был за то, чтобы не расстреливать Редькина, а назначить его в команду заготовителей.

– Умел красть отрядное добро, пусть теперь узнает, как его доставать по крохе. А расстрелять никогда не поздно.

– Бывает и поздновато, – бросил кто-то.

Последним говорил секретарь партийной организации, командир взвода Бойко. Он призвал коммунистов повысить бдительность, дисциплину и выразил уверенность, что случай с Редькиным, позорящий отряд, исключение и подобных ему не будет.

Тотчас после окончания собрания раздался голос командира взвода Селифонова:

– Кто выделен на встречу самолета, становись! Пойдем дрова готовить.

7

Встречать самолет Зарубин вывел половину отряда, –

он боялся растерять груз. Людей расставил в радиусе двух километров, учитывая возможность сноса парашютов ветром.

«Хотя сегодня этого не должно приключиться, – успокаивал Зарубин сам себя. – Одно дело бросить груз на авось, другое – когда есть сигналы. Разница большая».

Зарубин без устали бродил по поляне, заметенной снегом, проверял, сухие ли заготовили дрова, есть ли спички, бензин. Добрынин лежал на снегу, поглядывая на командира, и вспоминал тот день, когда он впервые встретился с Зарубиным. Это произошло за неделю до прихода оккупантов в город. К этому времени Добрынин уже вступил в должность комиссара отряда, тогда еще фактически не существовавшего. Было сколочено лишь небольшое ядро из тридцати человек.