Микулич расчистил середину пола и поднял деревянное творило. Разверзлась черная яма. Микулич и Беляк по каменным ступенькам сошли вниз и вновь оказались в небольшом коридоре, упиравшемся в дверь.

Микулич постучал в дверь тремя короткими ударами.

– Симпатичное местечко, – промолвил Беляк. – И ничего схожего с тем, что ты рассказывал.

– А это по первому разу, с непривычки, – как бы оправдываясь, сказал Микулич. – Потом все ясно станет. – Он постучал вторично.

Загремел засов, и дверь, скрипя петлями, давно забывшими про смазку, открылась. В комнате было светло.

Возле стен на массивных гранитных пьедесталах стояли два железных, наглухо закрытых гроба. На них горело много свечей. Пламя бросало уродливые тени на стены, на низкий сводчатый потолок. В этом склепе основатель церкви, богатый горожанин, живший много лет назад, был похоронен вместе с женой согласно его завещанию.

Воздух в комнате стоял тяжелый, удушливый. В нос бил запах типографской краски.

Это была подпольная типография, в которой уже третьи сутки кряду безвыходно трудились над первым номером газеты «Вперед» Кудрин и Найденов. Сюда было снесено все: печатный станок, мраморная плита, кассы со шрифтом, доставленная из лесу бумага и остальной инвентарь.

– Тут же задохнуться можно, – встревожился Беляк.

– Тяжеловато, слов нет, – согласился Кудрин.

Он сидел на опрокинутом вверх дном ящике и растирал краску. Лицо у него было нездорового, пепельного цвета.

Редкие седые волосы тонкими прядями прилипли к мокрому лбу. Не лучше его выглядел и Найденов. Без нижней рубахи, сухой, костлявый, он бережно снимал со станка оттиски и раскладывал их на полу, на гробах.

– А что же другое придумаешь?… – заметил Микулич и беспомощно развел руками.

– Что-нибудь надо придумать, – не мог успокоиться

Беляк. – Это же невозможно так… Ну-ка, распахни дверь, Демьян! Вот так. Иди теперь подними творило и открой дверь в коридор. Там воздуху больше.

Дышать стало сразу легче. Но Беляк не ограничился этим. Он послал вторично Микулича наверх и предложил на десять минут открыть наружную дверь.

– Ничего опасного нет. Ночь – хоть глаз коли, – заявил он. Воздух заметно освежился.

– Вот спасибо, Карпыч! – сказал Кудрин. – Выручил. Я, грешным делом, уже побаивался, дотянем до конца или нет, а бросать неохота. Так хорошо наладилось все!

Вернулся довольный Микулич.

– А ведь и правда помогло, – улыбнулся он. – Даже свечки поярче гореть стали.