– Ду… Дубняк… Дубняк… – пролепетал тот, стуча зубами.

– А это что значит? – Селифонов дернул за борт мундира.

– Я… я… референт гестапо по русским делам…

– Это кто? – кивнул Селифонов в сторону офицера.

– Обер-лейтенант Бергер… заместитель начальника отделения гестапо…

– Хватит! – оборвал Селифонов.

– Что вы со мной хотите делать? – жалобно спросил

Дубняк.

Дед Макуха, стоявший позади, ответил коротким смешком:

– Пристроим куда-нибудь… Найдем работенку…

– Что вы этим хотите сказать?

– А то, что уже сказал, – спокойно ответил старик.

«Ну, можно считать, что все в порядке, – думал Селифонов. – И волки сыты, и овцы целы. Как сказал Костров, так все и вышло. Вот голова у парня, – позавидуешь! А вон и ребята идут…»

Поимка Бергера на несколько дней задержала выход в свет очередного номера подпольной партизанской газеты.

Обер-лейтенант рассказал Кострову и Веремчуку много интересного и назвал фамилии людей, сотрудничающих с гестапо и предающих советских людей.

Поэтому Костров поместил в газете уведомление:

«Товарищи! Попавшие в наши руки гестаповцы Бергер и Дубняк выдали своих подручных, изменников родины, продавшихся фашистам. Вот они: Калина Степан – торговец, Бурнаков Фома – директор школы стенографии и машинописи, Воркут Поликарп – заведующий аптекой, Еманов Семен – владелец кафе, Золотовский Вадим – содержатель заезжего двора, Бадягин Виктор – диктор радиоцентра. Остерегайтесь предателей! Знайте все, кто они на самом деле. Пусть трепещут их рабские души! Пусть знают они, что за каждым из них следят тысячи советских людей и следим мы – советские партизаны! У народа зоркие глаза и хорошие уши. Не уйти предателям от карающей руки народа».

Все предположения Кострова оправдались. Бергер не поставил никого в известность о своем выезде. Более того, письмо майора оказалось в кармане Бергера. Таким образом, гестаповцы лишились улик и отпадала угроза разоблачения Полищука, упомянутого в письме.

– Ты прав оказался, Георгий Владимирович, – сказал

Зарубин начальнику разведки. – Я никак не ожидал…