Этот душераздирающий крик раненого зверя, у которого отняли детеныша, еще долго звенел в ушах Марии…

В темном, без света, подвале она опустилась на корточки и обхватила руками голову. Воздух был пропитан запахом человеческого пота, нечистот, сырости. Мария закрыла глаза. Рядом сидели сбившиеся в кучу люди, лежали на голом полу. Приглушенно разговаривали. Кто-то стонал…

— Уснула, что ли? Сядь поближе, поговори с нами. Все легче станет. — Голос был простуженный, с хрипотцой.

Мария открыла глаза. Кто-то зажег в углу коптилку. Ее тусклый неверный свет бросал на выщербленные стены тени.

Рядом с Марией стояла невысокая молодая женщина с подведенными бровями и глазами, с нарумяненными щеками. На ней было странное — полувосточное, полуевропейское — платье с глубоким вырезом, открывавшим красивую шею и округлые плечи. Стриженая, русоволосая, с большими серыми глазами, она выглядела бы ровесницей Марии, если бы не горькие складки в углах рта. В ней сразу узнавалась одна из многочисленных девок, которые заполняли улицы и порт Баку, чтобы своим телом заработать кусок хлеба.

— На чем попалась? Что-то ты не похожа на нашу сестру. Может, воровка, ай кого убила? Говори, полегчает! — В ее голосе вместе с острым любопытством слышалось и сочувствие.

Как просто было Марии любой небылицей объяснить свое появление в полицейском участке. Но как не хотелось ей врать. Вот бы рассказать им всем о Филиппе, которого сейчас в этом же Баиловском каземате нещадно терзают за то, что он жизни не пожалел для дела революции. Рассказать о Яне, о Разине, о Камо. Обо всех, кто борется за них, чтобы не было этих подвалов, не было бы таких несчастных, обездоленных, как эта женщина и другие, подобные ей. Но Мария молчала. Сдержанные рыдания потрясли ее худенькие плечи. Женщина сострадательно обхватила ее в объятия и посадила на цементный пол рядом с собой. Мария уткнулась лицом в свои согнутые колени.

— Ничего, пусть выплачется, легче станет, — сказал кто-то.

Больше ее никто не тревожил. Мария не знала — спала после плача или находилась в каком-то забытьи, но среди ночи разбудил свет фонаря, который осветил бледные заспанные лица арестованных. Полицейский, видно, нарочно задержал луч на лице Марии, чтобы все могли хорошенько ее разглядеть. Те, кто находился в дальнем углу подвала, не были видны, а остальные напряженно следили за полицейским фонарем. И когда среди всех выбрали только ее и повели, Марии показалось, что все облегченно вздохнули. Никто из страха ни словом, ни жестом не дал знать ей о своем сочувствии. А ведь часом раньше, будь она хоть убийцей, ее бы пожалели и приласкали. Мария с надеждой посмотрела на ту женщину, которая давеча утешала ее, но и она прикинулась спящей.