На дисплее появилось название фирмы-производителя. Потом растворилось в мерцающей дымке, уступив пиктограммам и цифрам. Телефон был готов к работе.

– Звонить будешь?

«Буду!» – хотелось ответить мне дяде Пете, но я покачал головой. Посмотрел, где там Миронов. Тот уже успел перейти дорогу. Колька стоял на тротуаре-променаде и крутил головой. Видно было, что он пытается сориентироваться, куда ему двигать дальше.

Я поднялся, подошел к урне и бросил в нее телефон.

Вернулся, сел, поднял голову.

Бродяга на скамейке уже не спал – сидел, и в руках его был телефон, который он только что выудил из урны. Вот он нажал одну кнопку, другую, и зашитый в электронную память номер активировал СВУ в портсигаре.

Хлопок.

Вспышка.

Борт пиджака – в лохмотья.

Взрывом Миронову разорвало бедренную артерию, из нее ударила тугая струя крови.

С диким криком Колька осел на бетонные плитки променада.

Мутное желтоватое облако окутало его.

Миронов согнулся, зажимал рукой рану на бедре. Потом его начало тошнить.

Конвульсии крючили Кольку так, что казалось, позвоночник не выдержит – переломится.

Люди на улице, сначала в страхе кинувшиеся в стороны, остановились, потом нерешительно направились к Миронову. Тот скрючился еще больше – и затих.

Ветер с океана смел с него ядовитое облако.

Кровь продолжала заливать променад красно-черным.

Вдали взвыла сирена «скорой помощи».

Бродяга в майке-«алкоголичке» тоже был среди тех, кто окружил мертвеца. Телефон остался на скамейке рядом с соломенной шляпой. Бродяга ничего не знал, ничего не понял и ни в чем не был виноват.

Нам лучше было уйти.