Ох, Мари…
На допросах меня в деталях выспрашивали как об азорианской части моей одиссеи, так и об атлантической – с упором на встречу с белым-белым катером. Я тоже не таился: нате, получите без прикрас и выдумки.
Следователи были довольны. В итоге «бегун» даже предложил мне сигарету, на что я сказал: «Не курю». И тут же спохватился: вдруг заподозрят в гордыни, неверно интерпретируют? И торопливо добавил: «Честно, не курю. Честно-честно». Меня одарили улыбкой, будто именно этой правды «бегуну» и не доставало, после чего сигаретная пачка была убрана с глаз долой.
Когда вопросы стали повторяться по третьему-четвертом кругу, когда, наконец, окончательно стало ясно, что мои показания ни в малом не расходятся с показаниями Кривушина, тогда мне устроили очную ставку. Даже предупредили о ней, мол, сейчас, сейчас…
Я ждал встречи с Мироновым, надеясь, что придет Мари. Мне бы ей только в глаза посмотреть. Пускай увидит независимая наша, самоуверенная и самостоятельная, укор в моем взоре. И станет ей от того неуютно и где-то даже тошно. Большего мне и не надо. А потом пусть спрашивают, сравнивают, мне скрывать нечего, я уже пустой, аж донышко видать.
Дверь открылась, и я чуть не подскочил. Не Миронов, не Мари, порог комнаты переступил бритый бычара. Свои короткопалые руки он держал перед собой, и даже захоти он развести из в стороны, у него ничего бы не вышло – наручники не позволили бы.
Не возьмусь утверждать, что встреча наша прошла в дружеской атмосфере, но она была исполнена сотрудничества и взаимопонимания. Все сказанное мной, а значит, и кэпом, и надо полагать, Мари тоже, нашло подтверждение. Да, говорил бычара, демонстрируя вполне сносное знание английского, стрелял, но попасть не хотел. Да, кивал он, по катеру стреляли, но взорвать не хотели. Случайность все это, господа хорошие, как есть случайность. Вот и эти (бычара ударил меня взглядом, норовя попасть в переносицу) все правильно поняли и отпустили меня, лодку дали, я бы и сам доплыл, а тут вертолет…
Его обнаружили в сорока милях от берега. Опустили трос с ременной «сбруей». Бычара послушно облачился в нее, застегнул пряжки и махнул рукой: «Вира помалу». Его подняли на вертолет и тут же защелкнули «браслеты» на волосатых запястьях. Бычара не сопротивлялся – сообразил, что его потому нашли, что искали, а потому искали, что навел кто-то. Чего ж тут дергаться? Он и не дергался.
Пока бычару таким образом обустраивали на борту, из открытой двери геликоптера свесился малый с ракетницей, прицелился и выстрелил. Ракета с огненным хвостом устремилась к беспомощной надувнушке, прыгающей по волнам. Врезалась в нее… и столь любезный сердцу дяди Пети «Нырок» отправился на дно.