Двух связных Гераськин направил к командиру соседнего полка Ракитному с устным донесением. Возможно, потребуется его вмешательство в дело, если оно осложнится.
Бой начался. За поляной, которая просматривалась с клена, оказалось еще две, и там — не меньшее число противника. Значит, тут полк немцев, а не батальон. Умно сделал Гераськин, послав связных к Ракитному.
На следующий день «Совинформбюро» сообщило:
«В районе Н, пункта Ступава наши гвардейцы истребили более 700 гитлеровцев, сожгли 13 танков и самоходных орудий. Отличились подразделения офицеров Гераськина и Мартынюка. Эскадрон ст. лейтенанта Мартынюка в конном строю атаковал противника и изрубил 50 гитлеровцев. Казаки Гераськина истребили свыше роты противника, захватили танк «королевский тигр» и 4 бронетранспортера».
«В районе Н, пункта Ступава наши гвардейцы истребили более 700 гитлеровцев, сожгли 13 танков и самоходных орудий. Отличились подразделения офицеров Гераськина и Мартынюка. Эскадрон ст. лейтенанта Мартынюка в конном строю атаковал противника и изрубил 50 гитлеровцев. Казаки Гераськина истребили свыше роты противника, захватили танк «королевский тигр» и 4 бронетранспортера».
Читали воины сообщение о самих себе, удивлялись.
Два «тигра» взяли! Почему один записали?..
— Хватит тебе и одного, Рахим. Некогда сейчас подсчитывать «тигров» — писарей не хватит.
— Почему не пишут, — возмущался Рахим, — что наш Гераськин заставил две немецких батареи стрелять по своим, по шоссе, где они бежали?
— Мало места в газете. Всего не опишешь.
— Да-а, — говорил Казиев, как всегда крутя витой темляк на пальце. — Бежали… Хвост в воротах прищемили… Башкирский сказка…
— Ты сказки не рассказывай. Давай французскую сигаретку.
— Не курю. На отвал держи!
— Бросил?
— Бросил. Слово давал: побьем Гитлера — курить бросаю.
— Я тоже брошу. Клянусь лисьим малахаем дедушки…
— А Браев-то умер, — тихо, неожиданно сказал Стринжа.
— Как? Когда? Кто сказал?! — казаки повскакивали с мягких кресел.
— Из фронтовой базы сообщили, — подтвердил старшина Налетов. — Умер от раны. Газовая гангрена…
Казаки сияли фуражки, молча стояли, понурив вихрастые, чубатые и стриженые головы. «Нет нашего парторга… Прощай, друг…»