Наконец подошла очередь Фрэнка Дональда. Сергеев поставил три его чемодана на стол.

Подошел Владимир Петрович, артистически откинув крышку первого чемодана, по-английски спросил:

— Надеюсь, вы довольны поездкой?

— Нет, — ответил иностранец и показал два ряда прекрасных белых зубов. — Вам нравятся мои чемоданы?

Владимир Петрович небрежно приподнял некоторые вещи, захлопнул крышку, подвинул следующий чемодан — вероятно, тот самый, с двойным дном. Сергеев смотрел не на вещи, а в лицо иностранца, который со скучающим видом отвернулся.

— Простите, эту мазню вы зря купили. — Владимир Петрович достал из чемодана икону. — Не мое дело, конечно.

Он посмотрел на икону сбоку, аккуратно положил на место. Сергеев требовательно смотрел на старшего смены, но тот ловко повернул чемодан, запустил руку вовнутрь, удовлетворенно кивнул и подвинул себе третий, последний чемодан.

— У каждого свой бизнес. Если я переплатил, то понесу убытки. За глупость необходимо платить. О’кей?

— Счастливого пути. — Владимир Петрович поклонился и улыбнулся пожилой даме, чемодан которой поставил на стол Сергеев.

— Желаю благополучного полета, мадам. — Он, лишь на секунду приподняв крышку, отодвинул чемодан в сторону. — Надеюсь, вам понравилось у нас?

— О, да! — женщина всплеснула руками. — Изумительная страна! Замечательные люди! Вы даже не представляете…

Сергеев не дослушал, что именно он не представляет, ушел в служебную комнату. Он все время думал об иконе. Откуда она у Дональда? Такие в магазине не продаются.

Вернулся Владимир Петрович, он был похож на усталого крестьянина, который воткнул в землю лопату, пришел с поля, умылся, побрился и надел форменную одежду. Нос, облупившийся от ветра и солнца, рот прорублен широкий, ложка с кашей не застрянет, на морщинистой шее белая не загоревшая полоска кожи, ладони тяжелые, натруженные. Сел он неторопливо, положил уставшие руки на колени. Движения обстоятельные, неспешные, солидные. Трудно поверить, что он недавно на нескольких языках любезно разговаривал с иностранцами.

— Олег Николаевич. — Он продолжал начатый еще до осмотра разговор. — Без прокурора мы таможенный досмотр проводим, а не обыскиваем. Людей обижать нельзя. — Он подумал, наклонив голову, продолжал: — Человека легко обидеть. Мы последние советские люди на его пути… Мы его добрым словом проводим, он у себя нас добрым словом помянет.

Сергеев достал трубку, сунув ее назад в карман, закурил сигарету. Владимир Петрович смотрел доброжелательно, даже сочувственно.

— Думаю, правильно? Я вот недавно в Париж летал, конечно, Эйфелеву башню посмотрел, по Лувру целый день ходил, хоть не мастак в живописи, а посмотреть хотелось. Главное, я людей разглядывал. — Он снова замолчал. Сергеев незаметно для себя сел, начал слушать. — Веселый народ французы, не просто живут, а настроения не теряют. Не люблю я выражение — простой человек. Человек как распрямился, так перестал простым быть. Ну, извини, Олег Николаевич, задержал тебя.