Проснулся поздно ночью, не сразу поняв – где находится. Он лежал в одежде на какой-то козетке, только сапоги были сняты и стояли рядом у изголовья. И еще в комнате стояла раздвинутая ширма, за которой тихо кто-то тихо посапывал.

Прихватив сапоги, Блюхер осторожно выбрался из комнаты, на крылечке обулся и пошел досыпать в штаб.

Утром, дождавшись Галю, он всмотрелся в ее простое и такое красивое лицо. Нашел повод никуда с утра не ехать.

– Что же вы утра не дождались? – шепотом, с улыбкой спросила Покровская. – Я чай вскипятила – а вы спите, Василий Константинович. А еще сахар обещали!

– Сахар будет сегодня, – пообещал Блюхер. – Если ваш вчерашний кавалер вас не обидел…

– Обидел? Да как же вы меня обидеть могли, товарищ командир? – лукаво прищурилась Галя. – А насчет сахару ловлю на слове! Смерть как сладенького хочется!

Под занавес третьего чаепития Блюхер, положив на стол тяжелые ладони, высказался напрямик – так, как обычно ходил в атаку:

– Галочка, вы мне очень нравитесь! Не хотите со мной расписаться? Если, конечно, я вам небезразличен…

– Вы мне тоже нравитесь, Василий Константинович, – помолчав, шепнула Галина. – Только ведь мы почти не знаем друг друга… Не скоро ли? Не пожалеете потом?

– Ну что вы, Галочка!

Утром, бесшумно выбравшись из-за ширмы, он присел на козетку, принялся обуваться и нечаянно стукнул каблуком в пол. Галина тут же проснулась, выскользнула следом, захлопотала с чайником. Села напротив, кутаясь в наброшенную на плечи шаль. И столько было безмолвной мольбы и неуверенной надежды в ее коротких взглядах, что Блюхер ободряюще подмигнул:

– Не знаю, как вы… То есть как ты, Галинка, только мое официальное предложение не отменяется. Я хочу, чтобы все было как полагается, по-людски, – поставил он условие. – Никаких «военно-полевых» отношений! Жену я хочу настоящую, поэтому нынче, прямо с утра – расписываться!

Вечером супруги составляли список гостей товарищеской вечеринки. Когда Блюхер поинтересовался родственниками невесты, Галина покаялась: невместно на свадьбу красного командира ее родню приглашать. Слукавила она на бирже труда, записала в анкете отца с матерью крестьянами, когда на самом деле ее отец был священнослужителем.

– А как жить-то было, Василий Константинович? – ломая пальцы, плакала он. – С моим истинным происхождением разве дали бы мне разнарядку в штаб Красной армии?

– За паек, стало быть, – понимающе кивнул он. Сломал карандаш, встал и ушел ночевать в штаб.

Проворочался без сна до утра. Как Блюхер ругал себя в ту бессонную ночь, что поверил в пролетарское происхождение пишбарышни, и за три дня скоротечного знакомства не успел толком расспросить ее о родителях! Галину он сразу записал в предательницы: не сказала красному командиру, что ее отец при царском режиме служил полковым священником! Мать невесты, соответственно, тоже никакого пролетарского происхождения не имела, была на иждивении супруга…