К утру он решил народ не смешить, объявленный брак не расторгать. Надо было только молчать насчет родни невесты.
Адъютант Баранов, без всяких пояснений был отстранен от должности и отправлен в полк, товарищеская вечеринка по случаю бракосочетания командира была отменена. Не приглашать на нее женину родню вызвало бы вопросы, а пригласить означало поставить крест на карьере красного командира…
И в дальнейшем, за все восемь лет брака, Блюхер так и не простил Галине ее вполне объяснимой по тем временам скрытности. Тщательно обходил вопрос происхождения жены в многочисленных бумагах и автобиографиях, и все восемь лет боялся: а вдруг кто-нибудь докопается?
Словно чувствуя свою вину, Галина была тихой и послушной женой. И проявляла характер только при бесконечных «перебросах» красного командира Блюхера с одного фронта на другой. Характеризуя каждое новое назначение как опасное, тот всякий раз пытался оставить ее дома, уехать один. Тогда у Галины глаза становились такими же яростно-прозрачными, как у Блюхера, и она каждый раз говорила: «Нет!»
Сказала она так и нынче, когда Блюхера получил приказ о переброске с врангелевского фронта в далекое Забайкалье.
– Галина, но ведь наша Зоя болеет, – пытался апеллировать Блюхер к здоровью появившейся малышки. – А тут одна дорога какая: из Одессы в Читу! И врачи не советуют…
– Я уже все придумала, Василий Константинович: с нами поедет моя сестра, Варвара. Она окончила курсы сестер милосердия, поможет с малышкой, ежели что – а там как Бог даст!
– Потише ты насчет Бога, – привычно одернул жену Блюхер.
* * *
Он осторожно взял с полки коробку папирос, покрутил ее в пальцах, открыл и понюхал: пахло сладко и приятно. Нашарив спички, Блюхер закурил и постепенно успокоился. Не успел подумать о том, что на пустой желудок от водки может и «развезти», как обнаружил тут же, на полочке, несколько корзинок и вазочек с орехами и солеными крендельками. Обставившись ими, вскрыл пакет с «секреткой», взял верхнюю бумагу и прищурился: это оказалась вчерашняя сводка ГПУ.