В примечании переводчика по поводу поездки Ольги Лорис-Меликовой в Буэнос-Айрес опять же существенная для нас расшифровка факта. Графиня Александра Николаевна Меренберг, родившаяся в Висбадене (1869–1950), внучка Пушкина, вышла замуж за аргентинского дипломата де Элиа, умершего в 1909 году. Детей у них, как известно, не было. Всё своё состояние Александра Николаевна передала племяннице Ольге Георгиевне Лорис-Меликовой. Наследство бабушки, видимо, было обременено долгами. Этими обстоятельствами и объясняются частые поездки Ольги в Аргентину. К тому же Александра пыталась помочь и другим родственникам, потомкам Пушкина, даже находящимся в России, когда это получалось.
Последние два документа подтверждают завершение слежки, окончившейся ничем. Наконец, в 1934 году положение Лорис-Меликовых во Франции было узаконено. Ольге было разрешено жить во Франции с условием не занимать никакой оплачиваемой должности. Это дело, раздутое доносчиками и, возможно, завистниками, ещё раз подтверждает сложность существования эмиграции. Сложность моральную, зависимость от властей и политических ветров. Клотильда Георгиевна фон Ринтелен, например, вынуждена была по настоянию отца, графа Георга Меренберга, долгие годы скрывать родственные связи и происхождение. Думаю, ей было кого опасаться. А о графине Александре Николаевне Меренберг, проживавшей в Аргентине, мы ещё вспомним в следующей, Пушкинской главе.
В довольно подробных описаниях любовной истории Александра II и его вполне благополучных потомков мы, пожалуй, ушли в сторону от главной и законной царской семьи, глубоко страдавшей от невнимания, разрыва, заброшенности отцом молчаливой и заболевшей матери, от шести террористических актов, направленных на отца.
Нелогичная, травмирующая всех близких, безумная любовь накрыла государя с головой. Он потерял голову – это в данном случае трагическая метафора, потому что из-за этой любви он стал беззащитен и потерял жизнь. Все его дети существовали, впитав в кровь боль его охлаждения к ним и ужас его смерти. Пережившие катастрофу знали, что она может настигнуть и их. Ждали её. Всем требовалась психологическая помощь, но её не было ещё в природе. Все они жили с надломом в душе. С ощущением распада семьи и невозможности счастья. Кто-то – с цинизмом вседозволенности.
Любовные чувства в России царского времени не играли первой роли в создании семей на вершинах власти. Чаще всего такие семьи являлись примерами деловых союзов. Цитирую проницательную женскую аналитику: «Мария Фёдоровна и Павел I – добротный, хотя и нервный