Сыновья ушли.

Когда они съезжали со двора – конь о конь ехали, – Всеслав, стоя в окне, перекрестил всех четверых. А оглянулся один лишь Борис, махнул рукой – мол, не печалься, скоро возвратимся, а то, о чем ты думаешь, – привиделось, забудь!

Забудь! Вот как оно всё обернулось, сердито подумал Всеслав. И еще подумал, и это уже почти с гордостью: и ведь просил же я семь дней, семь полных дней – и все как раз сложилось бы, успел! Так нет – «в час пополудни», «в час». И вот он, час, настал. Скупа безносая, ух как скупа!

2

2

Ну, вот и все. Пора! Всеслав уже хотел было пойти к себе и лечь, руки сложить… Да не решился, ибо хоть, думал, грешен, и даже очень грешен, но уходить без покаяния – ох, боязно! Хоть и вино не кровь, и хлеб не плоть, а всё же ведь веруешь, думал. А если веруешь, так может ли Она прийти и торговаться, как купец, и дать всего семь дней, чтобы потом опять прийти?! Нет, то было видение, кощунство; так что сиди и жди, вернутся сыновья, сойдется град на вече, вы огласите уговор, и крикнут люди: «Любо!», Свияра крикнут, а Любима выведут – ведь будет так, ты это ясно чуешь, вот только бы Она не приходила…

И не придет уже; привиделось! Вон, солнце уже где! Час пополудни наступил, а Ее нет! И, значит, будешь жить. Георгий явится – и встретишь ты его; выйдешь за стены, там и встретишь, сын твой сойдет с ладьи, и вы обниметесь под колокольный звон; так ты велишь…

И тут же горестно: нет, князь, этого уже не будет. Будет Георгия встречать Давыд, Давыда нынче крикнут, ибо он, старший твой, сегодня вечером так скажет: «Отец мой, а ваш князь, ушел, и вас оставил мне, а меня вам…» Вот будет как. И это хорошо, по-христиански. Взойдет Давыд по праву первородства – и будет мир на Полтесской земле; никто меж братьями ножа не бросит, а большего и пожелать тебе, отцу, нельзя! Вон, у киян смотри что сотворилось. Ярослав Ярополчич бежал и сел в Берестье, дяде грозил, а дядя вместе с братом Ярославовым – брат брата предал! – придут на Неру-реку и возьмут его, а после в Киев в цепях приведут. А в Киеве хоть сам митрополит – Никифор, да, опять Никифор! – хоть сам Никифор станет за него просить, и хоть будет Ярослав крест целовать при гробе святых страстотерпцев Бориса и Глеба, и слезно каяться… Но Святополк, великий князь, упрется, не отступится, и Ярослава ввергнут в поруб, и он там через год умрет, и Вячеслав, его неверный брат, также умрет без чести, и пресечется племя сватово… А сыновья твои, Всеслав, как были, так и будут заодин, даже когда вся Русь на них пойдет и будет им, всем Рогволожьим внукам, смерть, всем, кроме Ростислава, Давыдова сына, который убежит в Литву и срубит Вильню-град, и сядет там…