С другой стороны, в искусстве сохранялась необходимость отличать глубокое от поверхностного, хорошее от плохого, профессиональное от любительского. Это стало тем более необходимо, что некоторые исследователи отрицали подобные различия, полагая, будто единственным критерием оценки искусства является объем продаж, а всякие попытки провести подобное размежевание грешат элитизмом. По мнению постмодернистов, объективных критериев оценки прекрасного вообще нет. При этом только идеологи искусства и бизнесмены осмеливались высказывать столь абсурдные взгляды публично, а в своей частной жизни они, как правило, чувствовали грань между добром и злом. В 1991 году один процветающий британский ювелир вызвал скандал, заявив на деловой конференции, что делает деньги, продавая всякую дребедень людям, которым не хватает вкуса купить что‐нибудь стоящее. Вот он, в отличие от теоретиков постмодернизма, прекрасно понимал, что оценка качества является неотъемлемой частью жизни.

Но если мы и вправе выносить такие оценки, уместно ли это в мире, где большинству городских жителей все сложнее отделить друг от друга искусство и быт, собственные переживания и те, что проникают извне, работу и отдых? Или, скорее, уместны ли подобные оценки вне академических резерваций – школ, университетов и научных институтов, последнего прибежища традиционного искусства? Ответить на этот вопрос достаточно сложно, поскольку сама попытка сделать это (или хотя бы сформулировать вопрос) уже имплицитно содержит в себе ответ. В принципе можно написать историю джаза или проанализировать его достижения в терминах, применимых и к классической музыке. Но при этом придется учесть значительные различия, касающиеся социальной среды, аудитории и экономики этой формы искусства. А вот можно ли применять традиционные критерии оценки к рок-музыке, уже не совсем ясно, хотя она также берет свое начало в афроамериканском блюзе. Вполне ясно, каковы творческие достижения Луи Армстронга и Чарли Паркера и в чем они превзошли своих современников. В то же время человеку, плохо знакомому с современной музыкой, сложно выделить ту или иную рок-группу в мощном звуковом потоке, захлестнувшем музыкальное пространство последних сорока лет. Голос Билли Холидей еще волнует слушателей, родившихся через много лет после ее смерти (по крайней мере, это верно на момент написания этой книги). Но способен ли тот, кто не был современником группы Rolling Stones, разделить неистовый восторг, который она вызывала в шестидесятых? Или увлечение определенными звуковыми и визуальными образами основано прежде всего на ассоциациях? Может быть, дело не в том, что эта музыка прекрасна сама по себе, а в том, что это “наша музыка”? Мы не можем ответить на этот вопрос. К тому же сегодня еще рано говорить о роли и принципах выживания искусства в двадцать первом веке.