Большинство американских военных и гражданских лидеров считали, что СССР закончит войну в статусе сверхдержавы, простирающейся от лесов на польской границе до пляжей Владивостока на тихоокеанском побережье. Но в американских военных и дипломатических кругах не было разногласий по поводу того, как реагировать на то, что СССР становится гегемоном. И американский посол Аверелл Гарриман, и генерал Джон Дин – глава американской военной миссии в Советском Союзе – рассматривали нынешние отношения Соединенных Штатов с Советским Союзом как слишком односторонние. «Мы даем, а они берут, – жаловался Дин коллегам в Вашингтоне. – Мы должны быть жестче, если хотим завоевать их уважение и иметь возможность работать с ними в будущем». В то же время Дин ясно дал понять, что целью политики «жестокости из лучших побуждений», которой придерживались они с Гарриманом, было не бросить вызов зарождающейся гегемонии СССР, а, скорее, сделать советско-американские отношения более справедливыми и двусторонними. «У нас мало конфликтных вопросов с Россией, – отметил Дин, – поэтому нет особых причин, по которым мы не должны дружить сейчас и в обозримом будущем».

Джеймс Форрестол, который стал министром ВМФ в мае 1944 года, относился к России более агрессивно. Потомок иммигрантской ирландской католической семьи, Форрестол был ожившим Хорейшо Элджером. Он вырос в бедности в северной части штата Нью-Йорк, учился в Принстонском университете, где был признан наиболее перспективным выпускником, служил во время Первой мировой войны летчиком военно-морского флота, сколотил состояние на Уолл-стрит, увлекался идеями демократов и имел характер хамелеона. Коллеги и друзья описывали его по-разному – как драчливого, застенчивого, одержимого и трудолюбивого человека. Самостоятельный и замкнутый, Форрестол также был подсознательным антикоммунистом, и это его свойство однажды сделало его отцом идеи национальной безопасности.

В отличие от Гарримана и Дина, Форрестол рассматривал Россию как гегемонистскую державу по своей природе. После того как СССР вернул территории, захваченные Германией, Форрестол ожидал, что Сталин будет жаждать новых завоеваний – скорее всего, в Азии или Южной Америке. В начале сентября 1944 года Форрестол публично возмущался тем, что «всякий раз, когда американец предлагает нам действовать в соответствии с потребностями нашей собственной безопасности, его склонны называть проклятым фашистом или империалистом. А когда Дядя Джо говорит, что он нуждается в прибалтийских провинциях, половине Польши, Бессарабии и доступе к Средиземному морю, то все соглашаются с тем, что он хороший, откровенный, искренний и совершенно восхитительный парень, потому что четко знает, чего хочет».