В отношениях премьер-министра и королевы снова пробежал холодок, когда он предложил ей проводить больше времени в Лондоне. По его словам, это «могло бы немало послужить укреплению престола — обстоятельства требуют приложить для достижения цели все возможные усилия, и это позволило бы наглядно продемонстрировать публике, как королевская семья исполняет свой общественный долг». Королева ответила одним из своих знаменитых истерических взрывов. Она сказала, что предложение Гладстона «поистине чудовищно»:
Что погубило ее обожаемого супруга? Непомерная тяжесть тревог и забот! Что погубило лорда Кларендона? То же самое! Что сломило мистера Брайта и мистера Чайлдерса, заставив их взять отставку? Снова то же. Но королева — женщина, и уже немолодая, — должна выстоять под этим гнетом! Ее можно безжалостно подгонять, нимало не заботясь о том, как страдают ее нервы и здоровье от всех этих тревог, волнений и вмешательства в ее личную жизнь.
Что погубило ее обожаемого супруга? Непомерная тяжесть тревог и забот! Что погубило лорда Кларендона? То же самое! Что сломило мистера Брайта и мистера Чайлдерса, заставив их взять отставку? Снова то же. Но королева — женщина, и уже немолодая, — должна выстоять под этим гнетом! Ее можно безжалостно подгонять, нимало не заботясь о том, как страдают ее нервы и здоровье от всех этих тревог, волнений и вмешательства в ее личную жизнь.
Нетрудно заметить в этих словах намек на то, что Гладстон несет личную ответственность за несчастья министров, не говоря уже о самой королеве, но на самом деле старик вряд ли заслуживал таких обвинений. В заключение королева объявила: «Она не может продолжать». Конечно, она могла и продолжала. Впрочем, ее обвинения все же были небеспочвенными. Только за последнее время ряды государственных деятелей, скончавшихся или тяжело заболевших в сравнительно молодом возрасте, пополнили Брайт, Чайлдерс и Кларендон. В предыдущем поколении были Питт-младший, Каслри, Фокс, Ливерпул и Каннинг — всем им также еще не исполнилось шестидесяти лет. Во многом это объяснялось той нервозной лихорадочной атмосферой, в которой им приходилось жить. Они не знали ни минуты отдыха, — вероятно, их можно назвать первыми жертвами викторианского чувства долга и идеала упорного труда. Их преемникам приходилось не легче. Новые трудности в империи, обострившаяся конкуренция с другими промышленными державами и упадок сельского хозяйства добавляли беспокойства и без того обеспокоенным государственным деятелям.
Утешение и поддержку королева Виктория находила у заслуженного королевского слуги Джона Брауна, который относился к ней, как взволнованный отец мог бы относиться к своенравной дочери. Со временем она все больше отдалялась от своей семьи, даже от наследника, и все больше полагалась на доброту окружающих. Говорили, что Джон Браун был даже слишком добр к ней, — по некоторым неподтвержденным данным, они были неофициально женаты, но это, конечно, выдумки.