Распевались и занимались в «Серебряном бору» и другие певцы и музыканты, благо что места было много — не мешали друг другу скрипачи и трубачи. А у Тимофея Докшицера тоже был свой «класс» у березовой рощи, где он позволял себе заниматься полным звуком: «Отдых чередовался с необременительным трудом. Покидая на два-три дня театр, мы старались не терять профессиональную форму, зная, что завтра-послезавтра у нас спектакль». Но неужели у отдыхающих музыкантов, репетирующих в лесу с его долгим эхо, ни разу не возникло каких-либо трудностей, вызванных соседством трубача со скрипачом? Не мешали ли они друг другу?

Приезжавшие в «Серебряный бор» знали его неписаное правило: прежде всего отдых, а затем все остальное. Пусть музыка звучит — но не в доме отдыха, а за его пределами. Ведь, в конце концов, от этой самой музыки люди и отдыхали. Однажды в начале 1950-х годов на несколько дней в «Сербор» приехал Михаил Яншин, один из самых популярных артистов МХАТа, репетирующий в ту самую пору роль сэра Питера в спектакле «Школа злословия». Все, кто когда-либо смотрел эту остроумную комедию не только на сцене Художественного театра, но и на телеэкране, помнят один из ярких эпизодов спектакля, когда Яншин и Андровская (она играла миссис Тизл) дуэтом поют милую песенку «Голубок и горлица никогда не ссорятся». При этом Яншин играет на флейте, Андровская на арфе.

Как истинный ученик Станиславского, Михаил Михайлович полагал, что должен не только сам спеть, но и выучиться игре на флейте, причем не где-нибудь, а в доме отдыха Большого театра. Вероятно, он полагал, что раз в «Серебряном бору» проводят свой досуг музыканты, то уже само его присутствие в этой одухотворенной атмосфере будет способствовать более скорому освоению незнакомого для него инструмента. И вот, приехав как-то на субботу-воскресенье, откушав на завтрак творожок и яичко всмятку (не его любимый ресторан «Бега», но все же!), гедонист Яншин закрылся в своем номере на втором этаже, достал флейту и принялся разучивать песенку из спектакля.

Промучившись битый час, Михаил Михайлович все-таки взял четыре первые ноты, к своему удовлетворению. Но мучился не только Яншин, но и все его соседи. Находчивый актер, выбрав для своих смелых занятий выделенную ему для отдыха комнату, тем самым пожалел пернатых обитателей Серебряного Бора (отвратительный звук яншинской флейты мог заставить кого угодно покинуть насиженные места) — но не учел, что все население дома это тоже живые существа. И вот один из соседей решился нарушить уединение народного артиста. Яншин не знал, кто потревожил его — человек выглядел странно. «Вид он имел не слишком импозантный, и если в черном пиджачном костюме и при галстуке его еще пускали в Большой театр, то “на природе”, в затрапезной одежде, он по всем статьям сильно смахивал на мусорщика, собирающегося приступить к очистке садовых дорожек», — запомнил один из свидетелей «репетиции» Михаил Чулаки.