Но потише не всегда получалось — забавы детей Мариса Лиепы порой заканчивались дракой. Однажды Илзе запустила в докучливого братца пустой бутылкой из-под шампанского — а он в нее перед этим кинул еще чем-то более весомым и опасным. Ну что поделаешь — театральные дети! Бутылка, наверное, осталась после спектакля. И все же следов в душе (а не шрамов) после пребывания в «Серебряном бору» осталось больше: «Там была особая атмосфера искусства, которая наложила на нас свой отпечаток. Например, можно было оказаться за одним столом с людьми, имеющими прямое отношение к истории мировой музыки и хореографии, и запросто общаться с ними. В “Серебряном бору” также устраивались концерты, в которых участвовала и я. Например, танцовщица и педагог Большого театра Тамара Степановна Ткаченко поставила для меня первый танец — польку, которую я танцевала вместе с Пашей Ягудиным, ныне известным дирижером. А тогда нам было лет по пять».

Бытовые вопросы жизни в доме отдыха как-то смещались в сторону — вероятно, потому, что артисты не жили здесь подолгу, а в Москве их ждали комфортабельные квартиры. К тому же многие из них не были отягощены проблемами комфорта из-за хорошего воспитания или молодости. Не страшило возможное отсутствие удобств и представителей других жанров искусства, старавшихся отдохнуть среди певцов и танцоров Большого театра, — это Рубен Симонов, Юрий Завадский, Марк Прудкин, Александра Яблочкина, Аркадий Райкин. Популярнейший артист эстрады, выступавший, как мы знаем, даже в Бетховенском зале, однажды был вынужден как мальчишка перелезать через забор дома отдыха — после спектакля он приехал слишком поздно, а местный сторож Семеныч закрыл ворота. А было Райкину под семьдесят.

Со сторожем связана любопытная история. Драматург Александр Галич рассказывал об одном случае, который поставил его в тупик и даже чрезвычайно потряс его воображение: «Дом отдыха Большого театра — это деревянная дача, которая стоит в Серебряном Бору, над Москвой-рекой, такая нескладная большая деревянная дача, разбитая на разные мелкие комнатки. У въезда в дом отдыха артистов Большого театра стоит врытый в землю, неуклюже-отесанный, деревянный столб. Малярной кистью, небрежно и грубо, на столбе нанесены деления с цифрами — от единицы до семерки. К верху столба прилажено колесико, через которое пропущена довольно толстая проволока. С одной стороны столба проволока уходит в землю, а с другой — к ней подвешена тяжелая гиря. Сторож дома отдыха объяснил мне: “А это, Александр Аркадьевич, говномер… Проволока, она, стало быть, подведена к яме ассенизационной! Уровень, значит, повышается — гиря понижается. Пока она на двойке-тройке качается — ничего. А как до пятерки-шестерки дойдет — тогда беда, тогда, значит, надо из города золотариков вызывать”».