Балет изменился в Большом быстрее оперы, поскольку и спрос на него за границей был весомее — балетные педагоги, когда-то молодыми танцевавшие в Большом и Мариинке, после 1917 года заполонили театры мира, создавая национальные кадры в Англии, Франции, Испании, Японии и других странах. Все это создало Большому балету отличную рекламу и в то же время испортило его, способствуя раздроблению гастрольных трупп и, как следствие этого, снижению качества выступлений, все больше напоминающих наспех сколоченные дивертисменты для «чёса». «Чёсом» артисты называют гастрольные поездки по провинциальным площадкам своей собственной страны. Дело дошло до того, что выезжавшие за границу под маркой Большого балета группки артистов танцевали порой не под аккомпанемент оркестра, а под магнитофон.
Гастрольный зуд внес свои изменения и в репертуар театра, вынуждая руководство Большого «проявлять изрядную изворотливость, чтобы находить время для новых постановок, так же как и считаться с частыми нарушениями режима репетиционной работы и распорядка тренировочных занятий». Похожая картина наблюдалась и в опере, солисты которой все чаще требовали постановки зарубежных опер на языке оригинала. А причина понятна — материальная и моральная заинтересованность, помноженная на желание нагнать то самое время, когда зарубежная аудитория могла слушать спектакли Большого театра лишь по радио. Ну а свои зрители — москвичи и гости столицы — постепенно привыкли к такому виду эстетического голодания, когда в репертуарных спектаклях участвовали в основном те, кто на Западе не пригодился.
И все же не хотелось бы заканчивать книгу за упокой. Вернемся к тем золотым временам, когда итальянский богатей сватался к нашему министру культуры. Согласитесь, вряд ли сегодня можно представить подобное, по разным причинам. В чем же отличие Большого театра от Ла Скала или Гранд-опера? Очень просто: итальянцам понадобился вагон с кьянти — сухим красным вином, а нашим артистам — вагон водки, который понятливая и добрая Екатерина Алексеевна (тоже ведь из народа, как Никита Сергеевич) отправила в Париж, когда Большой театр остался там на Новый год. Выпили всё. Даже не хватило. И спели, как надо. В этом сила Большого театра — нашей национальной гордости…
Эпилог. «В области балета мы впереди планеты всей»
Эпилог. «В области балета мы впереди планеты всей»
Однажды Шаляпин приехал в Нижний Новгород и остановился далеко не в самых лучших апартаментах — шла Всероссийская ярмарка, все гостиницы были забиты до отказа. Под вечер зашел к нему приятель, заставший Федора Ивановича листающим партитуру «Майской ночи» Римского-Корсакова. Певец эту оперу особенно любил за «замечательное остроумие музыки» и тут же захотел продемонстрировать лучшие моменты. Он стал потихонечку напевать отрывки из мужских партий, постепенно войдя в образы героев оперы. Голос зазвучал громче, казалось, что в номере гостиницы не два человека, а больше — благодаря актерским данным Шаляпина, мгновенно перевоплощавшегося в самых разных персонажей. И вдруг камерный концерт прервал грубый неизвестно откуда взявшийся голос: «Послушайте, вы! Когда вы перестанете безобразничать? Нужно же дать покой людям! Слушала, слушала, нету никакого моего терпения! Перестаньте ералашить!» Это орала женщина из соседнего номера, разделенного с комнатой Шаляпина тонкой перегородкой. Свои эмоции нервная соседка подкрепляла кулаками, мощный стук которых в стену усиливал впечатление невольной слушательницы. Что же сделал певец? Мы знаем, как легко он мог поставить на место (в прямом смысле) зарвавшихся и переходящих грань поклонников. В этом же случае он просто извинился за нарушение спокойствия соседки, прекратив бесплатный концерт по заявкам: «Бог с ней!» — и махнул рукой.