Директор Михаил Чулаки в первый раз не мог понять, как ему поступить: «Для нас оказалось непривычным, что вместе с сигналом к положенному обеденному перерыву вся деятельность исправно работавших дотоле французских рабочих внезапно прекратилась (лишь успеть бы закрепить все то, что могло свалиться на головы!). Напрасно я взывал к администрации, указывая, что надо продлить заезд еще всего на три-пять минут, дабы закончить сценический эпизод: никто из директоров не захотел вмешаться, а мне лишь посоветовали непосредственно обратиться к рабочим от имени гостей! Я так было и собрался поступить, но меня вовремя предупредили, что эти пять минут стоили бы дирекции Гранд-опера оплаты как за дополнительные пол рабочего дня!» Мало того, профсоюзы быстро смекнули — советские гастроли являют собой прекрасный повод использовать их для решения давно назревшего вопроса о повышении зарплаты. Подобная ситуация произошла в 1954 году в Париже, когда технический персонал, воодушевленный заоблачными ценами на билеты советских гастролеров, решил поторговаться: или повышайте зарплату, или забастовка! Хорошо еще, что в профсоюзе нашлись наивные французы, посчитавшие, что срыв именно этих гастролей — орденоносного Большого театра, прилетевшего с родины Ленина, — навредит делу социализма во всем мире. Кое-как уладили, спасибо классовой солидарности. Попробовали бы эти осветители устроить забастовку в Москве, известно, куда бы их потом отправили[134].
Пребывавший несколько десятилетий в изоляции, Большой театр довольно быстро изменился после начала активной гастрольной деятельности в середине 1950-х годов. Вернувшийся в 1963 году после трехлетнего отсутствия в кабинет директора Михаил Чулаки отмечал, что «гастрольная лихорадка стала занимать слишком много места в помыслах артистов: для иных попасть в число участников очередной поездки становилось целью, которой добивались любой ценой. Так в коллективе, спаянном на основе благородного “синдрома театра”, постепенно размывалось чувство товарищества, рождалась зависть, бывали даже случаи, когда к конкурентам по амплуа применялись недозволенные приемы…». О недозволенных приемах можно услышать и сегодня, взять хотя бы возмутительный случай с Сергеем Филиным.
О каком таком «синдроме театра» говорит его многолетний директор? Имеется в виду приоритетное отношение к интересам своего театра на основе «чувства труппы», когда каждый артист постоянно задействован в создании художественного целого через совместные с коллегами усилия. Этот синдром передается из поколения в поколение, утверждая атмосферу, в которой «обычные дрязги (а порой и склоки!) враз утихали перед малейшей угрозой ущемления общих интересов». Особенно развито чувство труппы в балете, артисты которого привыкают друг к другу еще с ученических времен, постигая науку танца в одном хореографическом училище (потому так часты браки среди балетных).