Легкие у Мэтью едва работали. Стиснутый льдом замерзшего пруда, он судорожно глотал воздух.

— Корбетт! — Кто-то склонился над ним. Лица было не разглядеть. — Корбетт!

— Умирает, что ли? — спросил другой голос.

Над Мэтью плыл зеленый фонарь.

Лицо исчезло. Наступила тишина. Сил у Мэтью хватало лишь на то, чтобы ловить ртом крошечные глотки воздуха. Сердце его стучало все медленнее, медленнее…

— Господи! — раздался крик. — Зед, подними его! Петерсон, ты знаешь, где живет доктор Мэллори? На Нассау-стрит?

— Да, сэр, знаю.

— Беги туда как можно быстрее! Скажи ему, чтоб ждал нас с жертвой отравления! Давай!

Глава 34

Глава 34

— Выпейте это.

Мэтью отпрянул. Впрочем, далеко отпрянуть он не мог, потому что с руками по швам был завернут в мокрые простыни. Кто-то поднес чашку с дымящейся жидкостью, но он даже в своем влажном дурмане не хотел разжать губ.

— Это просто чай. Английский. С медом и капелькой рома. Пейте, пейте.

Мэтью поддался на уговоры, и Джейсон Мэллори держал чашку у его рта, пока она не опустела.

— Ну вот, — сказал доктор Мэллори. — Не так уж и плохо, правда?

Мэтью распухшими глазами внимательно смотрел на врача, сидевшего на стуле у его кровати. На восьмиугольном столе рядом со стулом стояла единственная свеча с отражателем из полированной жести. Ее свет позволил Мэтью разглядеть лицо Мэллори. Остальная часть комнаты была скрыта во тьме.

У Мэтью было такое чувство, будто его разум — это разбитое вдребезги зеркало, собранное по кусочкам незнакомцем, который не вполне понимал, куда какие воспоминания нужно вставить. Стояла ли когда-либо Рейчел Ховарт, красивая и бесстрашная, перед глумящейся толпой индейцев в «длинном доме» народа сенека? Накладывал ли когда-либо судья Вудворд стрелу на тетиву и пускал ли ее в черный ночной лес? Сидела ли когда-либо Берри рядом с ним под звездами, положив голову ему на плечо и плача так, будто у нее разбито сердце? Он совсем запутался.

Вдобавок у него болели кости, болели даже зубы, он не смог бы встать с этой кровати или хотя бы оторвать руки от боков и за восемью восемьдесят фунтов, и, к его ужасу, ему вспоминалось, как какая-то женщина подсовывает под него ночной горшок и говорит: «Давайте, сделайте свое дело как хороший мальчик».

Он помнил, что потел. Но и что замерзал, он тоже помнил. Потом он горел. Кажется, в какой-то момент ему стали время от времени лить на спину холодную воду? Он вспомнил, как кто-то давил ему на грудь — снова и снова, и довольно сильно… Он что, плакал, как Берри? И кто-то на ухо сказал ему: «Дышите, Мэтью! Дышите!»