Вдобавок в ларце оказалось с полдюжины белых карточек — таких же, как та, которую Мэтью получил во вторую неделю сентября; единственное отличие заключалось в том, что на его карточке был кровавый отпечаток пальца.

Да уж, дела чести.

Он пытался понять, что все это значит. Ясно было лишь одно: профессор Фелл (или кто там скрывается под именем Сирки) приказал миссис Таак выполнить эти приготовления. Вероятно, она давала карточку Башкану (или кому-то еще) и сажала его на пакетбот, отплывавший из Филадельфии. Затем, в зависимости от пожеланий профессора, проходило какое-то время, в течение которого предполагаемой жертве давали помучиться. Только в случае с Мэтью, чтобы избавиться от лица, представляющего потенциальную опасность, профессор решил уладить дело чести к концу ноября, то есть в этом месяце.

Мэтью не знал, гордиться ему этим или оскорбляться. Его также раздражало, что посмеялись над его домом.

Он шел на юг по Брод-стрит и сейчас проходил мимо ратуши. В окнах чердака горел свет. Небо было усыпано мерцающими звездами. Интересно, не сидит ли там, наверху, в этот ясный и тихий вечер Зед, может быть завернувшись в одеяло и вспоминая вечера, проведенные под теми же небесными знаменами со своими близкими?

На углах улиц, на деревянных столбах, были зажжены светильники. Со своими зелеными фонарями совершали обход констебли. Мэтью увидел, как один из них идет по Бродвею на север, раскачивая фонарь взад-вперед, чтобы видеть закоулки и укромные уголки. Мэтью свернул направо, на Стоун-стрит, достал из кармана ключ, который захватил из дома, и отпер дверь дома номер семь.

Взяв со стола у двери трутницу, он добыл огонь и зажег от него фитили трех свечей в трехрожковом подсвечнике, стоявшем на том же столе. Он запер дверь и пошел с подсвечником по крутой лестнице наверх.

Поднявшись, он услышал, как что-то тихо и глухо стукнуло. Это призраки приветствовали его в своей манере.

Пройдя через обшитую дубовыми панелями первую комнату, где стоял шкаф с ящичками для бумаг, а окна смотрели на Большой док, Мэтью вошел в другую дверь, за которой были столы — его и Грейтхауса. Он оставил дверь открытой и зажег четыре свечи в восьмирожковой кованой люстре. Из не закрытых ставнями окон конторы открывался вид на северо-запад Нью-Йорка. В комнате было три деревянных картотечных шкафа и небольшой камин из грубо обтесанных серых и желто-коричневых камней — он очень пригодится, когда начнется по-настоящему холодная погода. Как хорошо снова быть дома!

Мэтью поставил подсвечник с тремя свечами на свой стол. Смакуя возвращение, он некоторое время смотрел в окна и наслаждался успокаивающим видом маленьких огней, разбросанных по всему городу. Потом снял шляпу и плащ, повесил их, расположился за столом, достал из кармана письмо от Сирки к Таак и разгладил его. Открыв верхний ящик стола, он извлек оттуда увеличительное стекло, подаренное Кэтрин Герральд, и внимательнее рассмотрел написанное.